Что-то подсказывало Илье, что с каликами надо поговорить. С детства любил он слушать рассказы людей, что бродили по свету и разносили вести, быль и небыль.
– А о чем я думаю, старче? Неужто знаешь мои мысли? – весело спросил Илья.
– Мысли твои видны за версту. Да и нет ничего хитрого, коли все знают, что ты отправился служить одному князю, не хочешь распрей между князьями. И не ты один, много сильных воинов отправилось сюда. А сколько их еще будет!
– И все?
– Трудно тебе будет, Илюша, – покачал старик головой. – Ты в селе вырос, на приволье. Жизнь твоя бесхитростной была, спокойной. А куда ты идешь? Ты идешь, Илюша, к людям, которые распоряжаются жизнями других. Многими тыщами распоряжаются. Им одна жизнь, как сережка березовая: с рукава смахнул и забыл.
Илья хотел ответить, что для того он и идет в Киев, чтобы не в усобицах участвовать, а единой Руси служить, под твердой рукой Киевского князя. Чтобы мир и благоденствие были повсюду. А для того и кровушку пролить не жалко. Надо и половцев усмирить, а где и князьям русским по рукам ударить. Но догадался, что старик не только об этом говорит.
– Перво-наперво, Илюша, гордыня в тебе проснется. Не будут тебя ровней считать. Так ты смирись и докажи, что уважение заслуживаешь. Но это беда – не беда. Тебя страшнее испытание ждет. Жестокость она от злости происходит. Не озлобись, Илья Иванович.
– Да, – задумчиво ответил Илья. – Это мне уже говорили. У меня не поднялась рука на раненого врага, на беспомощного. А мне сказали, что враг он всегда враг. Добрый я, старче, – с усмешкой добавил Илья, – напрасно ты переживаешь за меня.
– Не лежачий враг страшен. Враг страшен опасный. Научись отличать опасного от неопасного. Иной и с мечом не так опасен, как тот, кто лижет тебе сапоги. Да укусить, как аспид, может. Слушай сердце да добрых друзей.
– А как их завести, старче, друзей-то добрых? Друг он на дороге не валяется, не поднимешь его, как рукавицу оброненную.
– Валяться не валяется, – улыбнулся старик, – это верно. Но в дороге друг заметнее, чем за княжьим столом. Вон, помоги добрым людям, глядишь, и воздастся.
Илья обернулся туда, куда костлявым пальцем указал старик, и увидел, что в грязи застрял большой воз с кожами. Пара крепких лошаденок тужилась, натягивала постромки так, что те того и гляди лопнут. Два мужичка в лаптях, забрызганные грязью по самые бороды, ругались, стегали коней плетьми, пытались провернуть колеса, воз только кренился и скрипел, но с места не двигался.
– А, ну-ка, православные, – гаркнул Илья громким голосом. – Дайте-ка я попробую!
Засучив рукава, Муромец решительно шагнул в грязь по самые колени. Возчики, смотревшие на него поначалу снисходительно, теперь с оторопью разглядывали мускулистые ручищи незнакомого воина. Илья подошел к телеге сзади, ухватился за ось и приподнял, толкая