– В их черепа были встроены имплантанты передовой технологии, – продолжил он, – все для того, чтобы украсть мои данные. И все же я сорвал их гнусный план. Бьюсь об заклад, они не знали, что я на такое способен, думали, у меня нет средств, чтобы предпринять такие решительные действия в моем преклонном возрасте.
– Кто «они»? – спросил парикмахер, отрезая волосы. – Кому были нужны твои материалы?
– Ну, русским, конечно, – ответил Стивенс. – А ты что думал?
– Русские? – Парикмахер стоял у него за спиной, но он почти ощущал недоверчивую ухмылку, где-то за левым ухом. – Ты что, не следишь за последними событиями? О гласности и прочем? При новом мужике, Горбачеве, все станет по-другому. Холодная война уйдет в историю, проф.
Стивенс тяжело вздохнул. Ему всегда трудно давалось общение с интеллектуально неполноценными. Они просто не могли понять сложные, глубокие вопросы, связанные с его работой, или серьезные глобальные последствия передовых исследований.
– Разве ты не видишь? – настаивал он. – Это они хотят, чтобы ты в это верил. Союз играет в долгую игру, потому что они могут видеть будущее. Как и я. Это не тот фокус, который рассчитан на то, чтобы поразить массы. Это реальность – экстраполяция сценариев с помощью компьютерных моделей, скрупулезное изучение бесконечных переменных вероятностей.
– Всего через десять лет, – продолжал профессор, – фундаментальные принципы моих исследований используют для построения глобальной сети взаимосвязанных компьютеров. Эта сеть изменит повседневную жизнь, она уже не будет прежней. – Он понизил голос, словно боялся, что его услышат. – Что еще страшнее, это позволит беспринципным политикам получить беспрецедентный доступ ко всем аспектам нашей жизни. Все будет подчиняться манипуляциям. Наше правительство, банки, частные каналы связи, даже наши личности будут у всех на виду. Войны будут вестись и выигрываться на виртуальном поле боя внутри виртуальных машин. Вот увидишь, Арпанет станет ключом ко всему!
– Как скажешь, проф, – сказал парикмахер, продолжая работу. Волосы все падали и падали на пол.
Стивенс стиснул зубы. Подобное презрение, исходящее от жалкого существа, было гораздо хуже физического унижения. Он чувствовал, как бьется его сердце, как звенит в ушах. Как всегда, он ощущал себя совершенно одиноким. Никто из этих людей не был способен понять его гений.
– Не знаю, зачем я перед вами распинаюсь… – пробормотал он.
– Ну, что ты, проф, не останавливайся на самом интересном месте.
Что за?.. Стивенс от удивления подпрыгнул. Это сказал заключенный с соседнего кресла. Мужчина с зелеными волосами. Его голос был высокий, пронзительный и отчетливый, с какой-то сочной, почти певучей интонацией, которую, как он мог поклясться, он слышал где-то раньше. Может быть, по ТВ?
– Прошу, продолжай. Я умираю от любопытства.
Шаги Альфреда Пенниуорта отдавались эхом, пока