Гнедич. Мария Рыбакова

смежной комнате – узкую постель холостяка,

      в углу иконку

      Богоматери с зажженной перед ней лампадой, —

      и белесое существо кивает, перестает бояться,

      потому что если у этого черта в конторке

      приборы какие для чародейства,

      то Богоматерь ее защитит, ведь образ ее не напрасен.

      Какое белье тонкое и дорогое в этой постели

      (она успевает заметить); а вот перина не взбита;

      и окна такие большие, но мутные, – надо помыть,

      а то свет почти совсем не проходит;

      видно, он много свечей жжет, дорогих, восковых,

      даже днем. Эти баре часто сидят по ночам

      неизвестно зачем: один сам с собой сидит и сидит,

      колдует небось, – а вообще, кто ж их разберет:

      вроде иконы в доме, вроде все по-людски,

      только зачем такие большие комнаты, если

      они такие пустые – кресло там, оттоманка здесь,

      конторка в углу – столько места ничем не заполнено.

      Мог бы прикупить сундук какой,

      шкафчик с резными створками,

      а потолок какой высокий —

      небось черт под ним летает.

      (Она представляет и улыбается, но тут же

      сгоняет улыбку с губ, чтобы он не подумал,

      что она смеется над ним.)

      Он говорит: приходить будешь в полдень,

      потому что в это время я ухожу на службу

      в Императорскую Публичную Библотеку.

      Слова такие тяжелые, что она приседает и кланяется,

      когда он их произносит.

      Я хочу, чтобы в комнате не было ни пылинки,

      ни паутинки по углам, – она кивает, —

      и чтобы книжки оставались на том же месте

      и на той же странице, чтобы бумаги не спутались.