Ее стул находился между Бобой и Павлом, который с ужасом созерцал бесчисленное множество расставленных на столе молочников, судков, менажниц и прочих предметов посуды, в которых было бы трудно разобраться и не такому витающему в эмпиреях человеку. Завтрак у Кудрявцевых, как и все, что проходило через руки Клавдии Петровны, отличался обстоятельностью. Всем сразу же выдали овсянку – ее не получил лишь профессор, которому супруга, заботясь о его здоровье, прописала особую диету. Дуся, артистически оттопырив попку, поставила перед ним тарелку со шпинатом, которую держала самыми кончиками пальцев, словно дохлую мышь за хвост. Когда Аркадий Аристархович, шумно захрустев газетой, сложил ее и отдал горничной, стало видно, что выглядит он в самом деле неважно, и вряд ли причиной тому было переутомление: несмотря на целебный крымский климат, кожа на его лице была бледной до синевы, руки покрывали пятна йода, которым профессор лечил непроходившие нарывы, а некогда могучая шевелюра, густые усы и окладистая седая борода, придававшие ему вид генерала от науки, выпадали прямо на глазах.
Сама же горничная успела вырядиться в почти неприлично короткую юбчонку и щедро надушиться «Крымской розой». Бедный приказчик Вартан! – подумала Лиза. Плакали Дусины кавалеры. Теперь она любому припомнит, что прислуживала самому Левандовскому. И то сказать, гость такого уровня, пожалуй, появлялся у них в доме впервые. Нильс Бор или Макс Планк были не в счет – их имена ничего не говорили ни Дусе, ни ее ухажерам; а коллег Лизы по актерскому цеху не жаловала Клавдия Петровна.
Хмуря брови, Лиза смотрела, как Дуся вертится рядом с Левандовским, давая ему полный обзор глубин своего декольте, в котором точно было на что поглядеть. В пику Дусиным ужимкам Лиза принялась демонстративно ухаживать за Павлом: то намазывала ему масло на гренок, то протягивала сахарницу, то подавала вазочку с медом, отгоняя ложечкой приблудную осу, и Зенкевич напрасно мямлил: «Нет, нет, Лиза, что вы, не надо, давайте лучше я вам…» Против своей воли она, однако, прислушивалась к тому, что говорил Боба, изобильно рассыпавший по камчатной скатерти крошки, и приглядывалась к его вырезкам, на которых изображались причудливые каплевидные или веретенообразные машины с острыми, позаимствованными из авиации плавниками. Этим зализанным болидам на колесах самое место было среди межзвездных кораблей, инопланетных пейзажей, космоплавателей в блестящих