Олег прервал:
– Падре, куда больше чудес творили жрецы богов, которым пришла на смену вера Христа. Так что не в чудесах сила.
Священник опешил.
– Как это… не в чудесах?
– Да так, – ответил Олег с грустью в голосе.
– Но чудеса, – сказал священник горячо, – лучшее доказательство Божьего присутствия!
– А какие чудеса творили наши старые боги… – протянул Олег. – К тому же они куда более реальны!.. С ними можно говорить, с ними можно общаться, с ними можно даже подраться. Наши боги даже живут на земле. Кто в лесу, кто в реке или озере, кто носится вместе с тучами… Даже те, кто в небе, сходят на землю, чтобы влезть в постель к чужой жене, пока муж воюет на кордоне…
Священник кивнул, в глазах блеснула радость.
– Знаю, – сказал он обрадованно, – так был рожден славный рыцарь Геракл, отмеченный многими доблестями, но с нелегкой судьбой, за что Господь в конце концов и забрал его к себе на небо.
– Не на небо, а на Олимп, – буркнул Олег. – Был я на том Олимпе, одни драные козы траву щиплют. Я к тому, что наши боги – реальные. Жили на Олимпе, потом куда-то ушли. Кто-то сгинул, кто-то приспособился… Хотя вряд ли, слишком уж эллинские боги были… э-э… чувственные. У них цель всей жизни была в том, чтобы совокуплять друг друга, людей, коз, коров, птиц, рыб, мух… Такие никогда не приспособятся. Это Перун, который бабами или жратвой мало увлекался, а все занимался целыми племенами и народами, как-то нашел компромисс…
Священник спросил всполошенно:
– Компромисс ли?
Олег спросил с интересом:
– А как иначе?
Священник сказал с нажимом:
– А не приходило в голову, что тот древний бог в самом деле понял? И, отринув прежнюю жизнь, принял суверенитет Творца, признав, что его учение выше и чище? И сейчас следует за ним искренне, а не потому что… покорен?
– Мне он так не сказал, – буркнул Олег.
Священник покачал головой. Маленький и толстенький, сейчас он показался Олегу выше и сильнее, чем выглядел.
– Сын мой, все мы слабы духом. Мало из нас таких, кто вот так возьмет и признается, что был не прав. Гораздо проще сослаться на обстоятельства. И даже намекнуть, что вообще-то сохранил верность старым идеалам, когда-то взбунтуется.
Олег искренне удивился.
– Зачем?
Священник взглянул остро, отвел взгляд, потом сказал с прямотой:
– Из жалости. Из сочувствия. Из нежелания сказать неприятное. А такая правда не просто неприятна, она тебя ранит, вижу. Этот Перун, как ты его назвал, не сказал правду из… сочувствия.
– Лицемер? – удивился Олег. – Так вот какое оно, христианство? Раньше Перун никогда не врал!
Священник поерзал взглядом по полу, оставляя там пятна, наконец, поднял глаза на Олега, прямо и спокойно. Взгляд абсолютно уверенного в своей правоте человека.
– Сын мой, – сказал он мягко, – это щекотливый вопрос. Давай в него не углубляться. Не