Тем более, что Оля была замужем и со мной встречалась также тайком. И хоть и говорила примерно тоже самое при близости, что и Лариса, но только очень уж боялась и нервничала. Она и в традиционном то варианте кончить не могла, чего уж говорить об экспериментах с задней дырочкой.
А попа Ларисы раскрылась достаточно легко. Может быть, что это был ее не первый опыт, и она просто обманывала, пытаясь таким образом поднять себе цену. А может так у нее получилось естественно. Она, правда, говорила, чтобы я там особо не задерживался, ей постепенно становилось больно, но я ведь и так туда входил в основном из интереса, чтобы разнообразить впечатления. И сперму слить туда, чтобы избежать возможных нежелательных последствий.
Плохо, что я тогда не сообразил, что можно это делать и лежа на ней, а не только стоя. Но если мне всегда нравилось тесно обнявшись, то Ларисе именно эта поза очень нравилась, она не гнулась буквой зю, а прогибалась в спине и оттепенивала задницу как потягивающаяся кошка, благо и рост и осанка и подготовка это позволяли. Еще бы, в недавнем прошлом альпинист и скалолаз. Входить в нее сзади было красиво и эффектно.
Что ей не нравилось, бывшему инженеру, случайному бухгалтеру и в последующем журналисту местной газеты, так это мой аскетизм и философский образ жизни, то есть подъем к полудню, довольно частые тренировки, походы в баню и на рыбалку, лежание на диване и работа от случая к случаю.
Она все чаще повторяла:
– Ты живешь как пансионер, в смысле на полном пансионе.
На что я отвечал постоянно примерно так, что мой образ жизни от нее не зависит, что я буду продолжать жить так независимо от того, есть она или нет, и менять ничего не буду. Что мне нужна женщина на потрахаться и потрепаться, и в общем-то все.
А на счет работы тоже имелось оправдание, даже два. Одно – старый я стал, чего не только девушки, но и работодатели не приветствуют. А второе – слишком умный, в некоторой степени непризнанный гений, что если для некоторых девушек может и привлекательно, то у работодателей популярности не прибавляет.
Лариса не выдерживала:
– Но ты же вообще ничего не хочешь.
Все равно нечего упрекать меня в безделье. Ко всему прочему я по натуре аскет, в том смысле, что мне нравятся простые физиологические радости, без излишеств. В этом я могу считать себя последователем эпикурейцев, которые ничего не отвергали, но говорили, что все надо в меру. Что называется, не пей последний стакан.
Соответственно у меня мало имущества. Можно сказать, что все свое ношу с собой, или вся жизнь в рюкзаке. Мне вообще мало что нужно, и ничего лишнего у меня нет. При случае, судебным приставам даже забрать будет нечего.
Мне нужен