Незатейливой, грешной, своей…
1972
«Бегут лучами к Богу…»
Бегут лучами к Богу
созвездия вдали.
На сонную дорогу
их отсветы легли.
В огромном спящем мире
остались мы вдвоём
в неприбранной квартире,
сдаваемой внаём.
Уже лесные дали
свободны ото льда,
а мы сюда въезжали
в такие холода!
И разве переспоришь
апрельское тепло,
хотя с тех пор всего лишь
три месяца прошло.
На празднике синицы,
берёзы и ручья
не опускай ресницы,
любимая моя.
Скажи судьбе спасибо
за тихое житьё.
Зачем спрямлять изгибы
солёных рек её?
Пустырь ещё печален,
но велики поля,
и пятнами проталин
испещрена земля.
Она бежит полого,
далёко, в мир другой,
за кольцевой дорогой,
за рощей и звездой.
Такой простор протяжный,
такие сны видны
с двенадцатиэтажной
бетонной вышины!
Лежат себе отвесно
деревни и леса,
и тело тянет в бездну,
а сердце – в небеса.
Недаром в договоре
и подпись, и печать.
С квартиры этой вскоре,
так вскоре нам съезжать!
Что ж, упакуем книжки,
да вынесем на двор
мещанской мебелишки
разрозненный набор.
Фаянсовая плошка,
серебряный браслет.
Хозяйка из окошка
склонилась нам вослед.
А утро вербой веет,
и в сумеречной дали
медлительно светлеет
окраина земли…
1979
«В Переделкине лес облетел…»
В Переделкине лес облетел,
над церквушкою туча нависла,
да и речка теперь не у дел —
знай журчит без особого смысла.
Разъезжаются дачники, но
вечерами по-прежнему в клубе
развесёлое крутят кино.
И писатель, талант свой голубя,
разгоняет осенний дурман
стопкой водки. И новый роман
(то-то будет отчизне подарок!)
замышляет из жизни свинарок.
На перроне частушки поют
про ворону, гнездо и могилу.
Ликвидирован дачный уют —
двух поездок с избытком хватило.
«Жаль, что мне собираться в Москву…»
Жаль, что мне собираться в Москву,
что припаздывают электрички,
жаль, что бедно и глупо живу,
подымая глаза по привычке
к объявленьям – одни коротки,
а другие, напротив, пространны.
Снимем дом. Продаются щенки.
Предлагаю уроки баяна.
Дурачьё. Я и сам бы не прочь
поселиться в ноябрьском посёлке,
чтобы вьюга шуршала всю ночь
и