Они миновали небольшой узкий предбанник, совершенно лишенный мебели, и от того казавшийся странно пустынным, будто грань, отделявшая мир светский от духовного откровения, таящегося там, в сердце Дома. Посланник окинул взором это пустынное пространство: белые стены, колонны и скудную роспись. Эта часть Храма была предназначена для женщин. Но таковых не было в общине сей.
В родном Визасе, да и во многих провинциях, где доводилось бывать Саймею, особенно в северных землях империи, к женщинам относились терпимее. Бывал Посланник в общинах, где женщин допускали в первые пределы Храма, и где они получали право жить в общине вместе с мужами своими и даже ели в общей трапезной за отдельным столом. Ведь Пастух, Истинный бог наш, допускал разговоры с женами, и если не ровнял их с мужами, то признавал и их право на веру.
Но здесь в стране фарсов такого быть не могло. Слишком велика была здесь сила обычаев предков. Мужи этой страны понимали жен, как вещи, и не оставляли за ними прав. Посланнику такое отношение претило. Он видел в женах красоту, нежность и тепло, которым они способны согреть и постель мужа и душу. Он всегда был ласков с женами. Однажды Феликс даже зло пошутил над ним, сказав, что Саймей мог бы запереть своих наложниц в псарне, и они бы вопили от радости, так как Посланник заботится о них так же, как о своих собаках. В этом была доля истины. Саймей никогда не был жесток ни к женам, ни к животным. Он считал, что недостойно мужа наносить обиду тем, кто слабее.
Миновав всего несколькими шагами первый предел, Посланник с Арамом вступили в алтарный зал. По белесым стенам плясали тени свечей, таинственно блестела роспись позолотой, опоясывая залу, вилась колоннада, в нишах было пусто. Не украшали Храм ни статуи, ни другие изображения Пастуха. Не было здесь и скамей, какие привычно было наблюдать Саймею в Визасе. От пустоты этой Храм казался более суровым и величественным. Но это рождало в душе Посланника некое тревожное чувство, сродни страху перед Истинным Богом, какое и ранее он испытывал в храмах земли фарсской.
Неприятно кольнуло сердце его и ощущение отверженности и чуждости. Посланник рассчитал все так, чтобы войти в Храм перед самым началом службы, и не привлекать взглядов братии. Но надежды его не оправдались. Стоило ему вступить в залу и встать смиренно у колонны, как взоры всех присутствующих оборотились к нему. Именно под этими взглядами и почувствовал он себя чужаком. Одни смотрели на него с завистью, замечая стройное крепкое тело и красивое лицо, другие – с опаской, а некоторые – даже с подозрительностью. Саймей заставил себя мысленно отстраниться от того впечатления, какое испытывал под этими взорами, и принялся сам рассматривать присутствующих.
Арам