– Лик, ты сможешь занять мне немного денег? – шептала я, словно в горячке.
– Совсем все туго? Сейчас переведу, – согласилась она. – Только умоляю, подумай хорошо! Это грех, Танька. Большой грех!
Помотала головой и, наклонившись, взяла одну из бутылок, стоящих на барной стойке. Как я сама на ней оказалась – не вспомнила бы даже под страхом смертной казни. Два больших глотка в надежде вернуть эйфорию, которая сменилась жгучей болью в груди. И через несколько минут я снова готова плясать, оставив свое прошлое за тонкой шторкой, сотканной алкоголем.
Лицо знакомого не исчезло. Он все также стоял в тени, чуть поодаль от толпы, и внимательно смотрел на меня. Это подстегивало сделать что-то совсем уж крышесносное. Чтобы показать этому богатому козлу, на что я способна.
Пальцем легко подцепила тонкую, сотканную из невесомости, бретельку и стянула ее с плеча. Смотри, мой хороший. Смотри, до чего может довести отчаяние. А его слишком много накопилось внутри.
– Эта процедура займет совсем немного времени, – вещала полная женщина, сосредоточенно записывая что-то в истории болезни. – Пару часов, и мы отпустим вас домой.
– Домой? – вздрогнула я, комкая пальцами бумажную салфетку. – Но это же хирургическое вмешательство… Разве вы не должны потом меня наблюдать еще в течении некоторого времени?
Женщина отложила в сторону ручку и, скрестив руки на груди, практически впервые посмотрела на меня. Внимательно так посмотрела.
– Дорогуша, знаете, сколько женщин ежедневно приходят к нам с похожей проблемой? Да если вас всех наблюдать – мест не хватит даже в коридоре.
Я кивнула, и уставилась на свои руки. Господи, до чего же стыдно! И страшно! И все внутри противилось этому шагу, этому решению.
– Может, вы все еще разок обдумаете? – тихо и как-то ласково сказала доктор. – У вас отличные физические показатели для беременности. Да и жизнь еще вся впереди, зачем брать грех на душу?
– Нет, – покачала я головой. – Это уже решено, спасибо.
Она протянула мне направление, и я поспешила убраться из этого кабинета. Хотелось сделать глоток свежего воздуха, чтобы выветрить из легких этот медицинский запах. Запах, который ассоциировался у меня с болью, со страданием, с чувством невосполнимой потери. Потери, за которую я буду проклинать себя оставшуюся жизнь.
Мгновение, и все вокруг поменялось местами. Теперь, вместо яркой наряженной толпы, я видела лишь газон с примятой травой. Он качался перед глазами, будто смеялся, издевался, пытался убедить меня в моем же сумасшествии.
– Это перешло все границы разумного, – звучали надменные нотки в голосе. Голосе, который был до боли знаком. – Если тебе на пробку наступать нельзя, какого черта ты так накидалась?
Попыталась что-то сказать, но новое осознание того, что снова перекинута через чье-то плечо, как мешок с картошкой, выветрило напрочь все из головы. И это казалось