– Жирная маленькая жидовка! – раздалось за стеной, совсем рядом. – Свинья кошерная!
Или это у нее в голове?.. Насте было уже все равно – ей стало дурно, ей нужно было срочно вдохнуть хотя бы капельку свежего воздуха, чтобы обморок отступил, а дальше – будь что будет. Она может неожиданно выскочить из укрытия и атаковать психа с топором во дворе, попытается выцарапать ему глаза прежде, чем тот успеет использовать свое оружие. А если ей удастся добраться до разбитой бутылки и схватить острый осколок…
– Ничего-ничего! Если в кране… нет… дерьма… Куда одно полезло, поместится и другое!
Настя потянулась обратно к «сердечку», но вдруг ей навстречу, словно из ниоткуда, из воздуха, рвануло залитое кровью лицо – лицо Анжик. Доски затрещали, когда о дверь с силой ударилось тело, щека мертвой подружки прижалась к отверстию, а выбитый глаз с помутневшей карей радужкой нырнул через дыру прямо внутрь коробки и повис, качаясь из стороны в сторону на ниточке нерва.
Настя ахнула и отскочила. Стопа оскользнулась, гнилая доска под ней громким треском вторила ломающейся двери. Девушка ухнула вниз, в клоаку. Слава богу, что не стала наедаться у родственников – дыра была узкой, грубо обструганные дощатые края расцарапали бока в кровь, но Насте все же удалось проскочить под весом собственного тела вниз. Короткий полет завершился мягким приземлением в вязкую жижу на дне выгребной ямы.
Настю немедленно вырвало, она успела только зажать рот руками, чтобы приглушить звуки рвоты. Сквозь пальцы брызнула желчь, повалились наполовину переваренные кусочки котлет – остатки недавнего завтрака-обеда. Давясь, Настя изо всех сил старалась удержать рвотную массу за щеками и одновременно боялась оторвать взгляд от смутно светлеющего над головой отверстия.
Там, наверху, скрипели доски пола, и Костя возился внутри сортира.
«Если он посмотрит сюда, вниз, то увидит меня».
Настя начала оседать на дне ямы – погрузилась в теплую жижу сначала по пояс, затем по горло. Тело все еще сотрясалось от рвотных позывов, словно пыталось выдать ее местонахождение. Все сейчас восстало против Насти! Подол светлого летнего платья, в котором она приехала в Шую («а платьице-то у нее какой, глянь-ко!»), задрался – ткань была слишком невесома, чтобы самостоятельно потонуть в дерьме, и Настя, оторвав ладони от лица, принялась топить одежду руками.
В коробке сортира над головой мелькали тени. Костя ругался вполголоса.
Настя уперлась задом в дно ямы и вытянула ноги