– Именно ты соблазнила того, кого не сумел соблазнить дьявол, – восклицал Бастиан, повторяя слова Тертуллиана[7], этого средневекового женоненавистника. – Исправление твоей вины стоило жизни Сыну Божьему.
Такими словами и обвинениями встречал Бастиан все робкие попытки Сесиль вступиться за Андрэ. Его голос при этом гремел, рокотал, сотрясал атмосферу дома, и тихая женщина, пугаясь, замолкала.
Глава третья,
в которой Андрэ принимает важное решение, изменившее его жизнь
Мрачный серый замок барона Филлипа Девусьона, расположенный на высоком холме, словно властвовал над округой. Его массивные каменные стены, круглые толстые угловые башни казались вросшими в землю, настолько они были приземисты и тяжеловесны. Глубокие бойницы в стенах, узкие проемы редких окон – все говорило о том, что строители заботились не о красоте, уюте или удобстве обитателей: главными были надежность и неприступность. И это им вполне удалось: окруженный глубоким рвом, замок выглядел, как суровый воин, вызывающий с первого же взгляда трепет и уважение.
Розовый луч восходящего солнца коснулся края высоких зубчатых стен замка, и сразу со стены протрубил рог, возвещавший наступление утра. И, словно в ответ на долгожданный сигнал, над городскими крышами потянулись в холодное мартовское небо тонкие струйки серого дыма. Расторопные хозяйки начали разводить огонь, готовя еду. Все спешили позавтракать и отправиться за город.
Местность вокруг городских стен была очень красива. На пологих холмах сквозь сухую прошлогоднюю траву старательно пробивались острые стрелы новой, ярко-зеленой. Пощипывая травинки, живописно разбрелись тощие после зимы овцы. Внизу, между холмами, крепко вцепились корнями в землю столетние дубы. Раскинув кроны, они протягивали к солнцу корявые, изогнутые ветви, покрытые набухшими почками.
По лазурному мартовскому небу медленно плыли серовато-белые облака. Когда они наплывали на солнце, все вокруг тускнело, а налетающий в это время ветер казался обжигающе ледяным. Но весеннему солнцу удавалось быстро освобождаться от пушистых облачных покрывал, и оно принималось светить столь опьяняюще горячо, словно стремилось наверстать упущенное. Тогда ветер терял свой холод и игриво развевал разноцветные стяги, вымпелы, перья на шлемах. Под яркими лучами сверкали латы рыцарей, которые прислуга всю ночь катала по улицам в бочках с песком, добиваясь ослепительного блеска.
В ожидании начала турнира разомлевшие от тепла зрители беспечно толкались возле лотков торговцев снедью, плотным кольцом окружали жонглеров, без искусства которых не обходился ни один праздник, восхищенно ахали,