У нас принято хоронить на рассвете, когда всё живое приветствует новый день и восходящее солнце. Делается это для того, чтобы душа умершего вместе с солнцем могла подняться на небо. В целом у нас смутные понятия о том, что происходит с душой человека после смерти, но так принято с давних времен. Все наши обычаи установлены предками, память которых мы чтим. Их заветы святы для нас.
Всю ночь напролёт шёл дождь, поэтому дорога, представляющая собой утоптанный слой глины, превратилась в настоящее испытание для желающих предать тело Л* земле. Она напоминала хищного зверя из ужасных ночных кошмаров, норовя засосать скорбную процессию вглубь себя.
Тяжелее всех приходилось четырём здоровякам, несшим тело Л* на деревянном щите с ручками. Они и от собственного веса утопали бы в глине, а их невеселая ноша и вовсе вминала их по самые колени.
Процессия двигалась очень медленно, и заря застала ее в доброй четверти стадии от кладбища. Это печалило её участников, так как по преданию предков, душа покойного должна взойти вместе с солнцем, иначе она будет привязана к земле еще двенадцать с половиной лун. По истечении срока весь клан был обязан молиться в течение одной луны, чтобы Бог принял неприкаянную душу. Но никто не хотел, чтобы душа Л* мучилась ещё столько времени. Для чистой энергии, коей являлась любая душа, нахождение возле земли без тела было истинным мучением.
Люди, одетые в чёрные глухие одежды, приличествовавшие случаю, решили поторопиться, так как Л* был уважаемым среди нас человеком. Ему могли желать только добра, а солнце вот-вот должно было взойти.
– Стойте! – раздался повелительный голос, заставивший некоторых вздрогнуть, а иных покрыться мурашками.
Тогда по нашим местам проходил человек, которого одни почитали за провидца, пророка или даже святого. Другие – за обыкновенного мошенника, не заботящегося ни о чем, кроме собственной выгоды. А третьи – за дьявола и противника Божьего, пришедшего на землю искусить детей малых и неразумных, коими по большей части являлись все люди.
Так же, как и о нём самом, ходили толки и о делах его. Чудные были то дела. Говорили, что он якобы отверзает очи слепым, но, в то же время, не чтит традиций. Изгоняет бесов, но в нём самом бес по имени тщеславие. И так далее, и все тому подобное.
Мы никогда не видели его, но слышали, что он направляется в нашу сторону, поэтому повернулись на окрик. Никто не удивился, увидев странного человека, стоящего на возвышении.
Он был одет в длинные одежды, превратившиеся в обрывки и лохмотья, свободно развивающиеся по ветру. Весьма странно выглядели длинные, спутанные борода и волосы неопределённого цвета: то ли бурого, то ли серого. Ноги его были босы и сбиты в кровь. В угловатых руках над головой он держал палку, отдаленно напоминающую посох, и производил впечатление необычного человека.
– Это он! Это он! – зашептались люди в процессии.
Затем всё стихло. Никто не знал, что именно произойдёт дальше, и чего можно ждать от этого человека. Все, как прикованные, вперили очи в странника, несмотря на то, что небо было уже озарено солнцем, диск которого вот-вот должен был показать свой краешек.
– Да что вы встали-то в самом деле?! – крикнул, опомнившись предводитель черной процессии, являвшийся родным братом Л*.
Сказал он так и потому что человек, остановивший их, до сих пор даже бровью не повёл и не спешил объяснить, для чего он это сделал.
Но связь между босым чудаком и людьми, провожающими Л* в последний путь, превратилась в паутину. Никто не шелохнулся.
Тогда из-за возвышения, на котором стоял этот неопределимого возраста субъект, вышло ещё несколько человек, среди которых находилось две или три женщины. Все они, за исключением женщин, одеждою напоминали самого предводителя их, хотя у некоторых была надета грубая обувь на ноги, а у некоторых ступни были замотаны тряпками. У многих хитоны и балахоны были подпоясаны, у малой части на головах были повязаны косынки.
Резкий контраст с этим зрелищем представляли собою женщины. Всего их было три, и у двух одежды были убраны настолько богато, что приглянулись бы дочерям особо влиятельных вождей. Хотя мы не можем судить о нравах других народов, ничего о них не зная. Третья же была одета проще, однако сам вид ее: осанка, походка, взгляд, – все свидетельствовало о том, что она не челядинского происхождения.
Мужики наши при виде неё одновременно как-то мечтательно вздохнули, а бабы грозно глянули на них, но тут же перевели взгляд обратно, так как и женщинам не чуждо любоваться девичьей красотой.
Странник, будто только того и ждал, когда подоспеют его последователи, стал спускаться с возвышения.
Две