– Отчего печален ты, Платоша, дитятко? – осведомится с заботой.
– Вот у сестрицы нынче именины, а подарить ей нечего, – проскулит жалостливо фаворит, а сам шубы взглядом пожирает, язычком губы облизывает.
– Ну, вот возьми ей манто лисье, коли хочется тебе, – позволит ему Като снисходительно.
– А можно два? – спрашивает Платоша, не в силах удержать жадности.
– Возьми два, три возьми, – Като только пожмет плечами и, сев за стол, углубится в подложенный ей писарем документ.
– Все ли ошибки мои поправил, Кузьма Захарыч? – спросит Екатерина у секретаря по-простому. – Ты помни, что хоть давно я живу в России, а все же приезжая сюда. Говорю верно, пишу с ошибками. Так ты не робей, Кузьма Захарыч, поправляй мне все, чтоб грамотно было, – просила она секретаря. – Что же иначе скажут обо мне? Просвещенная царица, а по-своему, по-русски с ошибками пишет. Негодно это!
– Все поправил, матушка, вот тута поправил, – докладывает секретарь. Так пока Като глядит на собственные огрехи в пенсне, Платоша, не долго думая, возьмет не три шубы, а все, что лежали, в охапку и с ними в собственные покои направляется. Через приемную императрицы несет, нисколько не смущаясь. А уж если попадется ему граф Безбородко или князь Орлов по пути – Платоша не робеет, окинет их высокомерным взглядом, мол, знайте, кто нынче хозяин при дворце. Хитрый Безбородко поклонится юнцу, спину не бережет, вид сделает, что и не заметил ничего. Алехан же прыснет со смеху, что скоморох на базаре, без всякого стеснения, и только пыль двумя пальцами отряхнет с собственного камзола. Так вместе с пылью с камзола того бархатного брильянты дождем сыплются. Орлов-то уйдет, а Зубов шубы отнесет и вернется, подобрать камушки, пока иные