На фоне небес сам почти голубой.
А лес так могуч и так нравом он крут,
Что надо немало дремотных минут,
Чтоб выпутать ноги из горьких стеблей
И взгляд оторвать, как от мачт кораблей,
От темных стволов, натяжения слов
Высоковольтных природных столбов.
Мелькают в листве золотые головки —
Сойки-невесты, зарянки-золовки,
И сроки подходят, смещаются рамки,
И сыплется трель на раскрытые ранки.
Я вторю им редко, негромко и в такт,
Что я – ветка леса, незыблемый факт.
Но факт – это лето, бурлящий поток
Реки, уползающей в ночь на восток.
Рубин земляники, брусники гранат,
Кислицы разложен у ног мармелад.
Лес сам себя вновь коронует тайком —
Люпином, березой и желтым цветком…
«Когда я иду под снегом…»
Когда я иду под снегом
И думаю о несбывшемся,
Одна только мысль колышется:
Как больно быть человеком.
Как больно свои мозоли
Запихивать в сапоги,
Записывать в дураки
Себя, и друзей, и боле —
Сам снег, как дурак, не знает,
Куда и зачем валит…
А может, и в нем – болит?
Он, может, от боли – тает?
И он как ожог ложится
На мой обнаженный лоб, —
Открытый, как белый гроб
Для похорон снежинки.
«С утра так тянет суховейной гарью…»
С утра так тянет суховейной гарью,
Что как подкошенная падаю на сажу,
И сухожилья стертые не скажут
Речей наветных на иван-да-марью.
Лучей несметных злое копошенье
По жухлым листьям взращиваю лупой,
Потом ложусь распахнутой и глупой
И жду лесной работы разложенья.
Себя баюкаю под стрекоты пожара,
Под голову шипящей головешкой —
Слова, отброшенные пеплом на столешню.
Ну спи же, спи, пожалуйста, пожалуйста.
Но спят зимой, укутавшись сугробами,
А лето – слишком душно и воинственно.
В нем лес горит от искорки единственной,
Деревья до весны стоят безбровыми.
Не жаль же лету гордому, певучему
Роскоши пушнины изувеченной,
Ростков, еще не видных и не встреченных,
Но подпаленных и лежащих кучами.
И дождь вбивает сажу мне под кожу,
И забивает пеплом капилляры,
Тоску рождая по снегам полярным,
Но снегом стать он все-таки не может.
«А на родине Яо…»
А на родине Яо
Есть фарфоровая башня,
Подпирающая ногу,
Одну ногу Самого.
А над родиной Яо
Сам рукой проводит важно,
И звенят, как вторят Богу,
Колокольчики Его.
Если встанут
Друг на друга
Пятьдесят
Китайцев
Разом,
То