«Слетела с катушек, тварь, сейчас мне кранты настанут, живого не отпустит! – пронеслось в голове у Ростика. – Раньше за три года столько бы не сказала, сколько сегодня наплела… что же делать? Дать бы ей с разворота ногой и головой добавить, замесить бы ногами, но стерва далеко идет и за веревку держит, как бычка».
– Чего встал?
– Не могу идти, посмотри, что с ногой, наступить не могу.
– Хорошо, сейчас подойду. Повернись спиной и согни ногу в колене! – Положив вещи на землю, Оля подняла камень, взвесила в руке, не приближаясь, запустила его Ростику в затылок, затем подошла и воткнула нож под левую лопатку лежащего на земле парня. Предсмертная судорога свела мышцы. – Дурак ты, Ростик, слушался бы меня, покайфовал бы перед смертью. Вот так с тобой всегда, ни себе ни людям. – Оля помолчала, потом добавила: – Тебе уже хорошо, а у меня еще столько работы.
Она выдернула нож и начала с его помощью аккуратно сдирать кожу в тех местах, где были наколки. Затем отделила кисти рук. Левую вместе с кусками кожи выбросила в воду, а правую положила отдельно. Затем вспорола живот по линии ребер и разрезала диафрагму, отделяющую легкие от желудка. Найдя большой камень, несколько раз с силой опустила его, ломая лицевые кости. Обвязав камень веревкой, прикрепила к ногам и засунула в дырку на животе, чтобы не мешал сбрасывать тело. Подтянув труп к обрывистому берегу, столкнула его в воду. Убедившись, что труп нигде не зацепился и ушел на глубину, подобрала правую кисть, нашла выдолбленный в отвесном берегу спуск и малюсенькую площадку возле самой воды. Занимаясь на ней эквилибристикой, отмыла от крови кисть, нож, свои руки, ноги и туфли.
Вытерлась Ростиковыми трусами (все остальное нужно было в сухом виде), порезала их ножом на тряпки и засунула между камнями. Оделась, спрятала кисть в туфлю Ростика, смотала его вещи в узелок и направилась в сторону крутой тропинки, ведущей наверх. Не дойдя до тропинки нескольких шагов, остановилась. Ее начала бить крупная дрожь, слезы навернулись на глаза, девушка начала громко реветь, размазывая сопли по лицу ладонью свободной руки.
– Что, наревелась? – спросила Оля саму себя. Больше разговаривать было не с кем. – Тогда снимай курточку, платье – и вперед, умываться.
Раздевшись и умывшись, промокнула лицо тыльной стороной платья и подставила его жарким лучам солнца, успевшего за это время добраться до зенита. Достав из кармана курточки часы, оставшиеся ей вместе с ножом в память о Ростике, глянула на них и продолжила разговаривать с самой собой:
– Двенадцать десять, чуть больше полутора часов, должна успеть.
Взяв узелок, Оля вылезла из карьера и, бросив прощальный взгляд на темное зеркало озера, пошла к железной дороге через пустынную посадку. Выйдя из посадки с тыльной стороны хозмага, спрятала узелок