потом еще одно. Куча детишек, чаны с чачей, в бочках вино.
Помню, выпивал он настойку – бутылку, а то и две,
а потом вставал в стойку на голове.
Так стоял и тихонько чему-то смеялся.
В восемьдесят лет перестал. На вопрос, почему, отвечал: «Настоялся».
Потом рухнул Советский Союз, начались нищета, безработица, и прочий национализм.
Потомки деда, вспомнив, что они а ля рус, вокруг него собрались.
«Поедем в Россию, там дают квартиры ветеранам войны,
посмотри, мы здесь голы и сиры, давно никому не нужны…»
Дед отказывался, верещал, словно зуммер, но ему говорили «надо»,
тогда он взял да умер, сжимая кисть винограда.
Его пепел развеяли над Алазанской долиной, не проронив и слезы,
и много лет еще бабка варганила вина из удобренной дедом лозы;
результат от них был специфичный – после рюмки каждый плясал гопака,
или спивал «Нiчь яка мiсячна», даже не зная украинского языка.
А если от потрясения кто-то вдруг выпивал рюмки две,
то единственным было спасение – постоять хоть немного на голове.
Нервин Валентин Михайлович
Лауреат конкурса 2 степени
Родился в 1955 году. Член Союза российских писателей, автор 14 книг стихотворений. Лауреат литературных премий им. Н. Лескова и «Кольцовский край» (Россия), им. В. Сосюры (Украина). Удостоен специальной премии Союза российских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» (в рамках Международной Волошинской премии) и Международной Лермонтовской премии. Стихи переводились на английский, немецкий, румынский, украинский языки. Живет в Воронеже (Россия). e-mail: [email protected]
* * *
На площади возле вокзала,
где мается пришлый народ,
блажная цыганка гадала
кому-то судьбу наперед.
И было, в конечном итоге,
понятно, зачем и куда
по Юго-Восточной дороге
ночные бегут поезда.
Когда,
на каком полустанке
из полузабытого сна,
гадание этой цыганки
аукнется, чтобы сполна
довериться и достучаться,
и чтобы – в означенный час —
по линии жизни домчаться
до линии сердца, как раз!
* * *
Моя весна была простужена
и безоглядно влюблена;
миниатюрная француженка
со мной гуляла допоздна.
Тянуло сыростью от города
и сквозняками от реки,
мы были счастливы и молоды,
любой простуде вопреки.
Земному таинству причастные,
мы оприходовали дань,
пока французские согласные
лечили слабую гортань.
Переболеем и расстанемся,
но, как потом ни назови,
мы не умрем и не состаримся —
по обе стороны любви.
ОТРАЖЕНИЕ
Умолкла гитара,
костер догорает
и тянет прохладой от сонной