– Пап, а если вдруг в аварии никто не виноват? Вдруг эти подростки там случайно оказались?
Офицер полиции прищурился и перевел подозрительный взгляд на дочь. Он наблюдал за ней несколько секунд. Мари постукивала вилкой о край тарелки, пытаясь стряхнуть с неё кусочек стручковой фасоли, которую она с детства недолюбливала. Но делала она это расслабленно, словно задумавшись о чем-то отдаленном.
– На путях работают эксперты. Вряд ли что-то найдут после такой страшной катастрофы, там снесло не только рельсы, но и часть насыпи и даже деревья у кромки леса. Но если будут хоть малейшие зацепки, мы их, конечно, отработаем. Не волнуйся, никто не уйдет безнаказанным. А невиновных мы защищаем. Мы же полиция, дочь, не забыла? Нам можно и нужно верить
Он усмехнулся так по-доброму, что Мари смогла спокойно выдохнуть. Задавая этот вопрос, она знала, что отец непременно проверит её реакцию. Так оно и вышло. И она бы не решилась спросить его о подростках напрямую, если бы не долгие годы упорных тренировок. Отец всегда считал, что капелька строгости не повредила еще никому. Только благодаря этому Мари научилась виртуозно отыгрывать отстраненное безразличие и ложь во благо себе. Если бы кто-нибудь спросил её, что она умеет делать лучше всего, Мари бы ответила одним словом: лгать.
– Главное, не допустить самосуд. Народ жаждет крови за кровь. Не задерживайся на улице до темноты ближайшие несколько месяцев на тот случай, если начнутся единичные убийства подростков. Среди людей сейчас опасно, дочь.
24 сентября. У Мари.
Она мыла последнюю тарелку, оставшуюся после обеда с отцом, когда в домофон позвонили Юта с Максом. Они пришли гораздо быстрее, чем она ожидала. Ребята с самого утра ждали, когда мама Мари соберется на фермерскую ярмарку, куда она, как назло, совсем не торопилась. А сообщение в общем чате с десятью восклицательными знаками о том, что отец неожиданно вернулся на обед домой, развернуло их почти с середины пути. Они остановились в кофейне неподалеку.