Джордж Лебэй засмеялся.
– Он был вроде Пруита из «Отныне и во веки веков». Сначала его повышали, а потом понижали обратно за какую-нибудь провинность – нарушение субординации, грубость или пьянство. Я ведь говорил, что его сажали в военную тюрьму? Один раз за то, что нассал в чашу для пунша перед вечеринкой в форте «Дикс». За этот проступок он отсидел всего десять дней – наверное, руководство сжалилось и решило, что это лишь пьяная выходка, из тех, что они сами не раз отмачивали в юности, когда учились в университете. Они не понимали, не могли понять, сколько зла и смертельной ненависти крылось в поступке Ролли. Хотя, подозреваю, к тому времени Вероника уже могла бы им рассказать.
Я взглянул на часы. Было пятнадцать минут десятого. Лебэй рассказывал уже больше часа.
– Брат вернулся из Кореи в пятьдесят третьем и впервые увидел дочь. Насколько я знаю, минуту-другую он на нее смотрел, а потом вернул жене и на весь день уехал на своем древнем «шевроле» по барам… и бабам. Заскучал, Деннис?
– Нет, – честно ответил я.
– Все эти годы Ролли мечтал только об одном: о новенькой машине. «Кадиллаки» и «линкольны» ему были неинтересны, он не хотел принадлежать к высшему классу – офицерам и говнюкам. Ему хотелось новый «плимут», «форд» или «додж». Вероника иногда нам писала и рассказывала, что по воскресеньям они почти всегда ездили по местным автосалонам. Они с малышкой сидели в старом «хорнете» и читали книжки, пока Ролли обходил очередную пыльную стоянку с очередным продавцом, беседуя о мощности двигателя, расходе топлива и прочих лошадиных силах. Иногда я представляю себе маленькую девочку, растущую под треск пластиковых флажков на горячем ветру все новых гарнизонов… и не знаю, плакать мне или смеяться.
Я снова подумал об Арни.
– Думаете, он был одержим?
– Да. Можно и так сказать. Они с Вероникой начали копить деньги. Точнее, он отдавал их Веронике – боялся пропить. А когда уходил в запой, то мог и с ножом на нее наброситься, требуя на опохмел. Это я узнал уже от сестры, которая иногда разговаривала с Вероникой по телефону. Она, понятно, ни цента ему не давала, и к одна тысяча девятьсот пятьдесят пятому году они скопили около восьмисот долларов. «Помни о машине, милый, – говорила она ему, когда нож в очередной раз оказывался у ее горла, – если пропьешь деньги, мы не сможем купить машину».
– Видно, она и в самом деле его любила.
– Возможно. Только не подумай, что ее любовь благотворно повлияла на Ролли – это все романтическая чушь. Вода, может, и точит камень, но на это уходят сотни лет. А люди столько не живут.
Он как будто хотел сказать что-то еще, но потом передумал. Это показалось мне странным.
– И все