– Совершенно одна, – ответила Верити.
– Можно мне с тобой поговорить?
– Разумеется, можно, дорогая, если ты будешь говорить так, чтобы я могла разбирать слова.
– Прости, – сказала Прунелла, привыкшая к подобным упрекам. – Я постараюсь.
– Ты пришла сюда пешком?
– Гидеон подвез меня. Он там, в аллее. Ждет.
– Пойдем в дом. Я как раз хотела с тобой повидаться.
Прунелла широко открыла глаза от удивления. Они вошли в дом, где без долгих разговоров девушка обвила руками шею крестной, почти прокричала, что она теперь помолвлена, и разразилась взволнованными слезами.
– Дитя мое дорогое! – воскликнула Верити. – Какой странный способ объявить о помолвке. Ты рада?
Последовали сумбурные объяснения, из которых можно было понять, что Прунелла очень любит Гидеона, но боится, что теперь он не будет любить ее так же, как прежде, потому что такое происходит сплошь и рядом, не так ли, а она знает: случись такое с ней, она не сможет сохранить спокойствие и воспринять все в истинном свете, она согласилась на помолвку, потому что Гидеон пообещал, что для него их союз – навеки, но как можно быть уверенной, что он знает что говорит.
Потом она высморкалась и призналась, что несказанно счастлива.
Верити любила свою крестницу, и ей было приятно, что та решила довериться именно ей, но чувствовала, что это еще не все.
Так оно и оказалось.
– Это касается мамы, – сказала Прунелла. – Она будет в ярости.
– Но почему?
– Ну, прежде всего она страшная снобка и хочет, чтобы я вышла замуж за Джона Свинглтри, потому что он – пэр. Представь себе!
– Я не знаю Джона Свинглтри.
– Тем лучше для тебя. Он – настоящая задница. А во-вторых, у нее есть какие-то свои соображения относительно Гидеона и его отца. Она считает, что они – выходцы из среднеевропейского гетто.
– А хуже этого нет ничего на свете, – закончила за нее Верити.
– Точно. Но ты же ее знаешь. Все оттого, что мистер Маркос во время своего званого ужина в Мардлинге не стал за ней ухаживать. Ты же ее знаешь, крестная, – повторила Прунелла.
Выхода не было, пришлось признать, что это вполне возможно.
– Правда, – продолжила Прунелла, – сейчас она зациклена не столько на нем, сколько на враче из «Ренклода». Кажется, он твой старинный приятель или что-то в этом роде?
– Не совсем.
– Ну, во всяком случае, она неожиданно оказалась в сложной ситуации и погружена в нее с головой. Она совершенно помешалась на нем. – Глаза Прунеллы снова наполнились слезами. – Ах, как бы мне хотелось, чтобы у меня была не такая мать. Не подумай, что я ее не люблю, но…
– Неважно.
– И в такой момент мне придется сказать ей о нас с Гидеоном.
– Как ты собираешься это сделать? Поедешь в «Ренклод»? Или напишешь?
– Да как бы я это ни сделала, она обозлится на меня и заявит, что я еще пожалею, когда