Прочитав письмо, Алексей Михайлович только буркнул:
– Послать бы тебя за Аввакумом следом, в Пустозерск, язык приморозить.
В великом смущении пребывал великий государь. Иерусалимский патриарх Нектарий, не ведая, что к нему едут звать в Москву, на собор, на суд, прислал своего человека, именем Савелий, с двумя грамотами, царю и патриарху. Царю Нектарий писал: «Когда наша церковь находится под игом рабства, мы уподобляемся кораблям, потопляемым беспрестанными бурями, и в одной вашей Русской Церкви видим ковчег Ноев».
О словесном отречении Никона от патриаршества Нектарий просил забыть. Таких обидчивых отречений история знает немало, никто из патриархов не был извержен со святого престола за обидчивое слово. Никона дблжно возвратить в Москву, ибо он не подавал письменного отречения, а царь и народ такого отречения не принимали.
Савелий, позванный к великому государю, передал словесный наказ Иерусалимского патриарха.
– Кир Нектарию стало известно: Лигарид называет себя в Москве патриаршим экзархом, это есть самозванство. Кир Нектарий молит тебя, великий государь, не принимать греков за патриарших послов, если на их грамотах нет печати патриарха. И не давай, Бога ради, переводить патриарших грамот грекам: утаят правду.
– Почему святейший Нектарий так печется о патриархе Никоне? – спросил Алексей Михайлович напрямик.
Савелий ответил, нимало не задумавшись:
– Я слышал от моего патриарха своими ушами: кроме Никона, на престоле другому никому быть нельзя, ибо вины его никакой нет.
Подумалось Алексею Михайловичу: «А что, если и впрямь вернуть Никона?»
И содрогнулся. Такая дрожь хватила, крикнул постельничему, старику Ртищеву, отцу Федора Михайловича:
– Принеси шубу! Бегом!
А одевшись, романеи велел принести, еле-еле отогрелся.
Патриарху Никону снилось детство. Он в печи. Его бьет