– Петрович! – тихонько, но строго осадила Анастасия Марковна.
– Да я что?! Дом, говорю, хороший. Государю спасибо.
– И государыне, – подсказал Федор-юродивый. – Великий государь рад тебе, протопопу, соломки настелить.
– Какой еще соломки? – не понял Аввакум.
– Соломка горит хорошо, – засмеялся Федор.
– Чего болтаешь, спрашиваю?
– А чего не болтать? Язык без костей.
– Устраивайтесь, – махнул рукой Аввакум, достал из ларца Псалтирь, открыл, где открылось, прочитал: – «Господь сказал Мне: Ты Сын Мой. Я ныне родил Тебя, проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе. Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника».
Окинул взглядом высокий потолок, оконца рядком, лавки дубовые, дубовый стол.
– Палаты новые, а живы старыми молитвами. Намолёного наперед не бывает. Украшение дому надобно.
Сказал сии загадочные слова и ушел.
Воротился, когда уж все пообедали, не дождавшись хозяина. С великим шумом пожаловал.
Визг, будто собаку кнутом порют, рев звериный, лязг железа. Люди кричат, протопоп кричит.
Фетинья от страха двери на засов, да умная Агафья-черница тут как тут. Оттолкнула глупую бабу, отворила двери, и вовремя. Батюшка протопоп уж на крыльце, с цепью в руках, а на цепи чудище косматое.
– Детей убери! – закричал Агафье да и повалился на нее, шарахнувшись: чудище изловчилось, схватило протопопа пастью за сапог. Иночица бесстрашно рванула цепь в сторону, Аввакум опамятовался, пособил. Так вот и втянули сидящего на гузне в дом, жующего сапог… человека, Господи.
– Крюк! – закричал протопоп выскочившим к нему навстречу Ивану и Прокопию. – Ищите, несите крюк, в стену вбейте… Да в углу, безмозглые! В углу!
Анастасия Марковна глядела на пришествие, опустивши руки. Агафья же, сообразив, помогла батюшке скинуть сапоги.
– Вот оно – спасение наше! – сказал Аввакум, отирая пот с лица. – Филипп-бешеный – украшение палат наших.
Иван с Прокопием продели кольцо цепи в крюк, крюк вколотили в стену.
– Меня тебе мало? – спросил Федор-юродивый главу семейства.
– Будь рад товарищу, – сказал Аввакум. – Принеси соломки да гляди не кривляйся. Подумает, что дразнишься, да и съест тебя.
– Батька, коли бедный Филипп без разума, зачем же ты его привел? – огорчилась Марковна.
– Чтоб мы с тобою не забывали о страждущих… Бог даст силы, выгоню из Филиппа беса.
– Ты бы поел, батька. Мы тебя не дождались. Уж вечерня скоро.
– Налей нам щец с Филиппом.
– В одну чашку?
– В одну… – сел на пол перед вздремнувшим несчастным.
Во цвете лет человек. Волосы – лен, но уж грязные, не приведи Господи. Сплелись с бородою. Вши ходят, как муравьи в муравейнике, из-под ворота, по волосам, по бровям. Брови у переносицы как сломаны, вверх растут косицами. И на каждой волосиночке по вше. Губы в корках, треснувшие, кровоточащие.
– Батька,