– Не бойтесь никого, други! Печенеги – они ить токмо когда летят, на скаку полном, страшны. А тако! – Он небрежно махнул рукой. – Да переколотим мы их!
– Не за себя – за жёнок, за чад малых боимся, – ответил Александру молодой Добрило Пересвет. – Врата открывать придётся. Как бы не хлынули в проём.
– Хитрее содеем, – оживился воевода. – Ты, Добрило, возьмёшь десятка два отроков под начало, спустишься неприметно со стены к Почайне и стрелами огненными вежи печенежьи подожжёшь. Сумятица тогда в стане ихнем начнётся, и в тот же час мы чрез ворота на них рванём, на полном скаку.
– Длани чешутся. Доколе ждать? – вздохнул один из воинов в дальнем углу молодечной.
– Скоро. Пойду гляну. – Александр поднялся со скамьи. – Добрило, со мной ступай. И ты, Илья.
…Тишина царила под стенами осаждённого Киева, только по-прежнему горели далеко внизу костры, отбрасывая отблески на тёмные стволы деревьев, остатки сожжённых хат у дороги да на величавую гладь стремительного Днепра. И уже никто не пустил стрелу в поднятый Александром на длинном копье над стеной шишак[97].
– Пора, – вполголоса коротко промолвил воевода.
На стену поднялись отроки, начало над которыми взял Добрило Пересвет.
– С Богом, други! – Александр перекрестил и облобызал каждого из них.
«На смерть ить идут! – простучала у него в голове мысль, но он усилием воли отбросил её в сторону. – Не время сожалеть. Киев спасать надобно».
Вокруг зубцов в нескольких местах привязали длинные верёвки и арканы. По ним воины один за другим спускались вниз. Когда наконец последний ратник исчез во мраке ночи, воевода поспешил назад в гридницу – подымать остальных.
Они долго стояли, конные и при оружии, перед закрытыми вратами. Наконец со стены сбежал отрок с копьём в деснице и громко прошептал:
– Есть. Подожгли. Шум, пожар в лагере.
– Тогда вперёд! Отпирай врата, Никодим! Костьми поляжем, но не осрамим славы земли Русской! – В свете факела воевода выхватил из ножен меч и прямой рукой дал знак к началу сражения.
На ретивых конях вынеслись добры молодцы на шлях, бросились очертя голову к горящим кострам. И пошло-поехало. Взметались ввысь боевые палицы, сыпались потоком сулицы, поднимались и опускались булатные мечи, скрежетали копья. Застигнутые врасплох, печенеги почти не оказывали сопротивления и бросались врассыпную. Вот захвачена одна вежа, вторая. Какой-то степняк в кожаном доспехе не успевает наложить стрелу на лук и падает с диким провизгом под копыта. Другой печенег, огромный, чубатый, со зверским оскалом, летит на Александра справа. Этот комонный, в шеломе, по всему видать, воин добрый. Но воевода хитёр и ловок. Уворачивается он от вражьего аркана, в мгновение ока пригнувшись к шее коня, а затем сбоку, неожиданным резким ударом сносит с плеч вражескую голову, рубит наотмашь, так, что голова печенега вместе с правой рукой – отвалом – падает вниз в одну сторону, а остальное тело – в другую. Всю злость свою вложил Александр