– А колдовать? – спросил Придон в нетерпении.
Вяземайт сдвинул плечами.
– В Куявии много магов, потому они, чтобы не мешать друг другу, совершенствуются каждый в своем умении. Если этот умеет видеть… и даже показывать другим нечто очень дальнее, то уж ничего больше не умеет – это точно.
Придон повернулся к пленнику:
– Как тебя зовут?
– Мирош, благородный повелитель…
– Вот что, Мирош. Ты знаешь, что я жажду увидеть. Требуй все, что нужно для такого колдовства. Но если не сумеешь сделать к вечеру, то… помнишь, что тебе обещано?
Мирош побледнел, вздрогнул, синие губы прошептали:
– Кожу с живого, смерть на колу…
– Медленная, – подчеркнул Придон. – Все, пошел!.. Не теряй времени.
Лишь за полночь Мирош высунулся из шатра, где колдовал под охраной, стражи тут же злорадно потянулись за топорами. Он пролепетал умоляюще:
– Скажите славному и великому повелителю, что я уже… приготовил нужный отвар и составил заклинание.
Придон, прервав воинское совещание, примчался, как жаркий ветер, остановил коня перед распахнутым пологом. Мирош отступил, суетливо поклонился.
– Великий господин… Все готово.
В огромной серебряной чаше колыхалось густое масло, как казалось Придону, хотя колдун уверял, что это совсем не масло. Был взвинчен, испуган, руки тряслись, однако слова выговаривал громко и четко. Придон выдворил охрану из шатра, Мирош указал ему на стул перед чашей.
– Когда я закончу… заклинание, – сказал он с запинкой, – там появится…
– Что?
Мирош поклонился.
– То, о чем будете напряженно думать.
Придон поспешно сел. От масла пахло рыбой, потом запах исчез или просто притерпелся. Голос колдуна звучал монотонно, будто дятел стучал в затылок железным клювом. Масло в чаше отблескивает, яркие язычки светильников бросают косые блики, перебегают, сливаются, расплываются, и в какой-то миг он уловил, что там что-то проступает, становится видимым ясно, четко. Так бывает на грани сна, когда еще не заснул, еще понимаешь, что лежишь, подогнув колени, но в то же время уже бредешь по дивному яркому миру…
Жар ударил в голову, в расширяющемся круге света проступили знакомые очертания покоев Итании. Ноздри затрепетали, почудилось, что улавливает тончайший аромат. Наклонился, всматриваясь, сразу начало расплываться, будто в тумане, отпрянул, медленно восстановилось, он начал твердить себе, что жаждет увидеть ее, самую красивую, самую необыкновенную, и почти сразу изображение сместилось, блеснуло синее небо, слева темнеет гранит стены, а справа выдвинулся туманный профиль, облекся четкостью.
Итания стояла на парапете и задумчиво смотрела вдаль. Лицо ее показалось Придону печальным, и пальцы сразу начали шарить нож на поясе: кто посмел? Кто осмелился ее обидеть, огорчить? Как мир еще не рухнул, почему все не бросаются исполнять ее желания?
– Итания… – прошептал он страстно, –