– А как же добыча?
Аснерд засмеялся.
– Будто не помнишь, что под добычу хватаем телеги на месте!
– Да помню, помню… Но сейчас тащим не пустые телеги – стенобитные орудия! А их то и дело норовят бросить…
Он вздохнул, проследил за взглядом Аснерда. Старый полководец посматривал на всадника впереди, тоже едет в одиночестве, а кто подъезжает чересчур близко, отскакивает, как ошпаренный.
– Ничего, – сказал Щецин успокаивающе, – его час настал.
– Да уж…
– Утолит месть, станет дружелюбнее.
Аснерд помолчал, буркнул:
– Никто не знает, каким он станет.
– Ну да!.. А если получит Итанию?
– Все равно. Прежним уже не станет. В нем слишком много выгорело. Он об этом еще не знает, думает, что он – прежний Придон! Но мы-то видим, что это уже другой человек. Может быть, даже и не Придон вовсе.
Щецин тоже долго смотрел в спину одинокого всадника.
– Ты прав, – сказал он со вздохом. – Нет человека, который бы не жалел, не страдал с ним. Его сердце сгорело, он выгорел весь дотла… Теперь это другой человек. Но разве любовь – беда? Разве приносит несчастья?
Аснерд хмыкнул:
– Не смеши. Когда это приносила счастье? А вот несчастья – всегда! Разница в том, что и эти несчастья не хотим менять на тепленькое счастье, если оно без любви. А несчастьями гордимся, как старый воин гордится былыми ранами. О страданиях вспоминаем так, как вспоминает ветеран о тяжелых переходах, лишениях, потерях. И свысока посматриваем на тех, кто не любил, не страдал, не терял. Эти люди для нас – еще и не люди даже. Так, человеки. Могут стать людьми, если их коснется это священное неистовство, могут не стать…
Щецин ехал рядом, их ноги в стременах соприкасались с легким звоном. Оба неотрывно и с тревожным сочувствием посматривали на юного тцара.
– Наверное, – проговорил Щецин с усилием, – ему надо бы завидовать… Но я не могу. Слишком тяжелую гору на себе прет, слишком большой огонь выжигает ему грудь. Он уже почернел весь, в душе пепел. Ночами скрипит зубами, думая, что никто не слышит…
– Трудно не услышать, – согласился Аснерд. – Мы тут все друг у друга на виду. Да, его все еще ведет та божественная страсть, то безумие, для которого нет недостижимых вершин, нет непроходимых гор или болот, нет усталости или неприступных крепостей. Ты прав, он скрипит зубами и даже плачет во сне, но он счастливее нас, хотя мы спим как колоды!
Щецин с неудовольствием пожал плечами. Глаза старого воина не отрывали взгляда от спины Придона.
– Говоришь, любовь не знает… неприступных крепостей?
– Говорил, – сказал Аснерд и осекся. Повернул голову, наткнулся на прямой взгляд Щецина. – Ты на что смотришь?..
– Да так просто. Чую, не зимовать нам в степях Артании!
Приходилось щуриться от ослепительного блеска на земле и небе: легкий дождь, казалось, весь собрался в широких листьях, что устилают землю, солнце играет в мириадах жемчужин, и вся