– Колодец, колодец, дай воды напиться.– Потихоньку пропел Иванов.– Еды нет, хоть водицы напиться.
Но странно, вместо ведра к веревке была привязана какая-то довольно объемная бадейка, на дне которой явно были отпечатаны следы ног. Интересно, сколько же раз вставали ногами в эту бадейку, если даже слегка углубления вытоптались в дереве!
– Как я понимаю, и не колодец это вовсе, а прообраз нашего лифта. Только на лифте сначала вверх, а потом вниз. Здесь – вниз, а как наверх? Здесь, что – пропуск только в один конец? Не очень-то и радует. Всегда покойнее, когда знаешь, что всегда можно отойти даже на заранее не оборудованные позиции. Нам ведь все равно: наступать-бежать, отступать-бежать. Лишь бы бежать. Шутка! А, если шутка, то, что задумался, – вперед и с песней, в смысле – вниз. Когда началось резкое движение вниз, пришла мысль: после последнего витка на барабане – сильно дернет. И считай, все коленки разобьет о края бадьи. Даром что ли, вот они – чуток пониже. Потом хромать аж до самой японской Пасхи. Но буквально через несколько мгновений движение заметно замедлилось, а вскоре и вообще остановилось. Мимо сверху пролетели камушки. Раздалось бульканье воды. Иванов посмотрел вниз – примерно в полуметре под ногами плескалась вода. Напротив, прямо начиная с верхней кромки бадьи, в стене виднелся проход. В районе сердечка неприятно кольнуло. Будь, что будет. А-а-а, один раз живем!– прокричал Иванов, а потом шепотом добавил.– Вообще, поэтому и пожить подольше хотелось бы.
С этими словами Иванов сделал свой первый шаг в туннель. Достаточно темно, но ничего, с обеих сторон стены руками прощупываются. Лишь бы в яму не угодить или ловушку, какую. Ход тайный, могли и ловушку устроить от не прошенных гостей. Хотя, судя по следам в бадье, гостей здесь ходило немерено. В любом случае, я уже иду и будь, что будет. Хотя могли и проход благоустроить, даром, что ли народу столько шастает. Эх-х, матушка Россия, все умеем, да ничего не можем сделать толком. Даже для себя. Ракету построить или блоху подковать – это можно. А вот в деревне дорогу единственную заасфальтировать – это уже круто. Легче трактором машины из грязюки вытаскивать. Эх, помню, как меня три километра на тракторе тащили. В смысле, не меня, а мою машину, в которой я сидел. Кто там сказал, кажется, Есенин:
Если крикнет рать святая: брось ты Русь, живи в Раю!
Я скажу: не надо Рая, дайте Родину мою.
Может и не Есенин, но все равно хорошо. Вот только эти стихи на фоне трактора не гордость вызывают, а грусть и легкую обиду. Жаль, часов нет, по-моему, уже с полчаса иду, как пить дать. Хотя в темноте время, точнее ощущение времени, у большинства людей теряется. А вот и свет в конце туннеля. Слава Богу, что не яркий и зовущий, как рассказывают ожившие покойники, а тусклый. Пока живой и, слава Богу! Вах-х! Я опять вышел туда же! Та же бадья со следами ног, вода в колодце. О, веревка вдоль стены. Как же я ее раньше не заметил – это, очевидно, рычаг для вытягивания себя наружу. Почти, как барон Мюнхгаузен,