Я собирался вечером посмотреть, как деревенские будут испытывать новый невод, но указания Матиаса игнорировать не следовало. Мари и я остались сидеть за столом с пустыми чашками из-под кофе.
– Ты неправильно делаешь, – вдруг негромко сказала Мари.
– Что неправильно? – взглянул я на нее.
Она приложила ладони к вискам, изобразив подобие маски аквалангиста.
– Серьезно? – я вспомнил загон со змеями. – Я так ограничиваю поле зрения, чтобы не выходить за тень.
– Нет, нужно не так. Следует смотреть очень пристально в центр тени так, чтобы периферийное зрение затуманивалось и тень как бы… заполняла светлые куски по краям. И дышать надо глубоко животом. А ты напрягаешься, и дыхание становится частым и мелким.
– Это тоже тебе бокор объяснял? – с досадой спросил я.
Мари серьезно кивнула.
Я представил себе неандертальца, дающего подробные инструкции Мари.
– Я даже не знал, что он говорящий. Все, что я слышал, – короткие фразы: идем со мной, сиди здесь, плохо, плохо, – как сумел изобразил я каркающий голос бокора. – Мне Матиас больше объяснял, чем этот питекантроп.
Мари рассмеялась.
– Да нет, он умеет хорошо объяснять. Прямо как человек.
Здесь уже засмеялся я.
– Мари, – успокоившись, обратился я к ней, – а как я выгляжу, когда в тени? Ну, или пытаюсь быть в тени. Тебя я видел как силуэт прозрачного дерева.
– Ты выглядишь, как обезьяна, – ответила Мари и, не успел я оскорбиться, добавила: – Как темное длиннорукое существо, с чуть расплывающимися формами и вытянутой кверху головой. Немного похоже на выкорчеванный пень с длинными корнями.
Я, признаться, не ожидал такого. Значит, бокор мне не соврал.
– А почему тогда ты выглядишь, как дерево? – спросил я, уже понимая, что задаю вопросы, как незрелый подросток.
– Для этих змей дерево – нейтральный предмет, который им привычен. Они же живут на деревьях.
– То есть… Ты хочешь сказать, – растерялся я, – что ты сама выбираешь форму, которую они… в смысле, другие… могут видеть?
– Конечно, – удивленно произнесла Мари. – В этом и цель. Животные и люди при необходимости должны воспринять тебя как нечто привычное и безопасное для себя. Ну, или наоборот, как самый страшный кошмар, если нужно до смерти кого-то напугать.
Для меня ее слова стали настоящим откровением. Я не мог понять, почему мне все это было неизвестно. Почему Мари знает, а я нет? Мы приехали сюда почти одновременно.
– Один из основных принципов обучения ордена, – добавила она, с тревогой глядя на меня, – чтобы увидеть что-то скрытое в других, нужно уметь быть другим.
Я решил, что с меня достаточно.
– Хорошо, спасибо, – сказал