Забрезжил рассвет. Солнечный зайчик пробежал по многочисленным оконным проёмам, позолотил стёкла, заскользил по рядам двухъярусных кроватей. На мгновенье задержался на деревянных светло-коричневых табуретках с аккуратно заправленной на них формой, заискрился на пуговицах и бляхах ремней и рассыпался овальными пятнами по полу и стенам. Будто невзначай заглянул в курсантские сны о родном доме, о будущих подвигах, о маршальских звёздах и красивой девушке, согревая солнечным теплом, словно поцелуем мамы, юные, а порою и совсем ещё детские лица.
– Рота! Подъём!
– Четвёртый взвод, подъём! Первое отделение, подъём! – зазвучали голоса заместителей командиров взводов и командиров отделений.
Женя открыл глаза, немного полежал, приходя в себя и собираясь с силами. Главное – сделать первое движение, сбросить дурман сладкого оцепенения, а дальше будет легче, через минуту ото сна и следа не останется. Он откинул одеяло и встал рядом с кроватью, быстро натянул галифе, намотал на ноги портянки и сунул ноги в начищенные с вечера яловые сапоги.
Расположение наполнилось говором десятков людей.
– Рота выходи строиться на зарядку! Четвёртый взвод выходи строиться!
По дороге к выходу он толкнул Валерку Калиниченко – высокого худого парня чем-то похожего на длинную чёрную сухую палку с симпатичным личиком на конце. Тот продолжал беспечно спать на втором ярусе. Для него будто и не существовало ни всеобщей суматохи, ни громких выкриков команд. Он был большим любителем понежиться в постели. Валерка приоткрыл веки и его чёрные блестящие глаза заморгали на Женю, выражая крайнюю степень удивления человека прилетевшего с другой планеты:
– Чево?
– Чево? Поднимайся, а то опять наряд схлопочешь.
– А-а-а, – протянул Валерка. Он сел на кровать и свесил ноги. Потом встряхнулся, посмотрев на Женю уже ясным осмысленным взором.
– Кажется, проснулся?
– Перекрестись, когда кажется, – усмехнувшись, сказал Женя.
– Да иди ты!
Они с Женей подружились с первых дней учёбы. На первом курсе по осени батальон повезли убирать картошку. Возле извилистой мелкой речушки на окружённой густыми кустами поляне разбили лагерь. Жили в палатках и с утра до вечера собирали овощи в деревянные ящики. Потом их грузили в машины с высокими бортами, подъезжавшие к самому краю поля. Перед ними сидел комсорг батальона: маленький, пухленький старший лейтенант Родин, точно соответствующий описанию Карлсона: «В меру упитанный мужчина, ну в полном расцвете сил1». В тетрадке он отмечал, кто и сколько ящиков пронесёт мимо. Первый день они трудились в поте лица, еле успев до вечера выполнить установленную норму. Валерка или Лера, как его уже прозвали сокурсники, размышлял до поздней ночи. И, может быть, впервые, пренебрегая сном, поднялся на рассвете. Он разобрал один из разбросанных повсюду пустых ящиков и сделал в своей таре второе дно. В этот день друзья без особых усилий перевыполнили норму. Ящик после того как над ним поработал Валерка требовалось заполнять всего на одну треть. Дабы не прослыть передовиками им пришлось даже поубавить свой трудовой пыл. Тогда они ещё близко не знали товарищей по роте и взводу и, совесть в них дремала, как недисциплинированный солдат на посту.
Хитрости в Лере было хоть отбавляй, а вот с утренним подъёмом возникали проблемы. Из-за непреодолимого желания подремать лишнюю минуту и насладиться прелестью последних мгновений у него сложились неприязненные отношения с «замком» – заместителем командира взвода.
– Выходи строиться на зарядку! Четвёртый взвод строиться! Форма одежды номер четыре! – продолжали раздаваться команды дежурного по роте.
– Форма номер раз! Часы, трусы, противогаз! – раздался чей-то звонкий голосок.
– Кто там к тумбочке захотел вне очереди! – громко отреагировал на шутку «замок».
Ответа не последовало, все дружно пошли к выходу, на ходу одевая гимнастёрки и подпоясываясь ремнями.
«Замок» – Ваня Тулин до училища прослужил два года срочной службы и считал себя бывалым солдатом. Он свысока посматривал на ребят, которые поступили в училище сразу после школы. Даже к курсантам, зачисленным после двухлетнего обучения в Суворовском, он относился с определённой долей скептицизма.
«В военизированном детском садике повидла поели, а настоящей службы-то не видели», – высказывался он. Бывшие «кадеты» в ответ посматривали на него