– По большому делу надо ходить в казарме, а не во время обеспечения. Если не появится через десять минут – запишу нарушение…
В то время, как неизвестный полицейский капитан смотрел на часы, – в аэропорту Борисполь, используемом сейчас и как военный, и как гражданский объект, – заходил на посадку самолет «С-137» ВВС США, в просторном, хоть и устаревшем салоне которого летели всего лишь несколько человек – в том числе заместитель директора ЦРУ США и заместитель государственного секретаря США по вопросам Восточной Европы Стэнли Долан II.
На самом деле – никаким II он не был, и даже первым он тоже не был, потому что к числу потомков первых поселенцев не относился, Гарвард и Йель не оканчивал и мультимиллионером не был. Он всего лишь был сыном польского эмигранта, который на родине был диссидентом, а в США стал санитаром в больнице. Так он и умер, не добившись успеха, не покорив Америку, но успел передать сыну лютую ненависть ко всему русскому и к России. Сын же добился немалого и намеревался добиться еще большего – радикалы в партии рассматривали его как приемлемого кандидата на пост госсекретаря США в следующей администрации.
Станислав Долинский родился в одном из захудалых районов Нью-Йорка, потому что его родители не могли себе позволить иного жилья. С самого детства его били. Вокруг жили большей частью негры, а для негра белый – как красная тряпка для быка. Тем более такой белый – высокий, нескладный очкарик, говорящий по-английски со странным, шепелявым акцентом и ненавидящий баскетбол.
Долгие годы жизни во враждебном окружении кое-чему научили Стэна (Станислава) – по крайней мере, в муниципальной школе его уже никто не бил. Как-то так получалось, что одни его противники били других, а Стэн оставался целым и даже верховодил целой шайкой отъявленных хулиганов-негров. К совершеннолетию ни один из них не был судим, даже как несовершеннолетний, и в этом была заслуга Стэна. В настоящее время многие из той нью-йоркской компании добились кое-чего в жизни – один был судьей, второй – полковником морской пехоты, третий – помощником одного из самых авторитетных сенаторов США. Все они помнили Стэна и то, что он для них сделал, – а Стэн помнил их.
В политику он пошел сознательно – рано понял, что в Америке есть никем не признаваемые квоты по меньшинствам, и это касается не только женщин, черных и латиносов. В республиканской партии существовало сильное польское лобби, они были за редким исключением бо́льшими американцами, чем сами американцы. Стэн примкнул к ним с юношеских лет, он разносил плакаты партии и дежурил как волонтер на участках, он собирал пожертвования и агитировал за кандидатов. Стоит ли удивляться тому, что в партии его заметили. Нужного образования – юридического – у него не было, но он был потомком эмигранта из Восточной Европы, знал польский язык и имел собственное, громогласно провозглашаемое мнение по всему, что происходило в тех краях. Его заметили и выдвинули, когда Польша заменила Германию на месте самого верного и самого сильного союзника США в Европе, готового поддержать в чем угодно. Сначала Стэн работал три года в посольстве США в Варшаве, потом его перевели