Шильонский замок. Нити времени. Наталья Лучникова

весь этот птичий коллектив не оставил ни крошки. Они были такие шустрые и смешные, они с таким азартом соревновались за каждую крошечку, что я не заметила как скормила им всё, что у меня было. И только после этого я вспомнила о лебеде. А он всё это время оставался в стороне, но уже без оживлённого взгляда, а с опущенной головой. Он, кому сама судьба подарила очевидные преимущества, остался голодным и без внимания, а те, кто не располагали внешними привилегиями, были сыты, довольны и обласканы вниманием. Это забавное наблюдение увлекло не только меня, но и Баско, он с интересом смотрел за движениями лебедя. Когда птицы решили, что здесь им больше ничего не дадут, они улетели также мгновенно, как и появились, и только после них, не поднимая головы уплыл лебедь. Я тоже хотела удалиться от этого места, и повернулась к Баско, чтобы жестами показать своё намерение, а он в ответ достал из кармана пиджака карточку и показал мне:

      – This is my grandpa.

      При этом Баско так пристально и цепко смотрел прямо в мои глаза, что я не смогла не только отвести взгляд и взглянуть на снимок, но даже моргнуть. Он словно сканировал каждый миллиметр моей души, а потом медленно, почти по слогам проговорил два слова: «Tomorrow here», встал и буквально исчез за кустом цветов.

      Вся эта ситуация была похожа на сон, который едва проснувшись ощущаешь как реальность, хотя нет никаких внешних проявлений этой самой реальности. Я не знала, что делать, потому что рано утром у меня был поезд в Милан, а оттуда долгий перелёт домой. Я не помню, сколько времени я пробыла в оцепенении, прежде чем, поняла, что выход есть только один: сделать то, что я могу сделать.

      Ранним утром, когда ещё даже горизонт не был озарён солнцем, я вышла из отеля и быстро пошла вдоль берега, жадно вдыхая целебный воздух озера. Уже стали различимы очертания замка, когда я заметила Баско.

      Сегодня он был одет как профессор европейских университетов из фильмов: клетчатый пиджак, шейный платок, шляпа, в одной руке у него была трость, в другой он держал бумажный свёрток. Увидев меня, Баско быстро зашагал навстречу, и подойдя ближе, чем обычно подходят незнакомые люди, протянул мне свёрток. Это было что-то тяжёлое и небольшое, похожее на свёрнутую в рулон бумагу. «Write about it», сказал он и неуклюже положил мне на плечи руки. Баско вновь, как вчера, пристально посмотрел мне в глаза, и повторил: «Write about it». Не понимая, о чём нужно написать, я кивнула, а он развернулся и зашагал проч.

      Чтобы не томить читателя, не буду описывать, чего мне стоило разобраться в записях, которые я обнаружила в этом свёртке. История перевода с английского, безусловно, интересна сама по себе, но она меркнет по сравнению с той, что хранилась за обложкой свёртка. Это были письма, дневники, рисунки, заметки и записи некоего Бренсона, который приходился дедом моему новому знакомому. Скажу только что, когда я открыла свёрток и увидела пропитанные временем листки, я не сразу решилась даже прикоснуться к ним, не то что читать. Эти письма и дневники