В тот же миг тело водителя в последний раз судорожно дёрнулось и окончательно затихло.
Майор положил руку на его сонную артерию.
Всё. Труп. «Жмурик», как говорят в секретно-шифровальном отделе, он и в Африке «жмурик».
Что с него возьмёшь?
3
Ярослав пришёл в себя только спустя шесть часов.
На больничной койке в отдельной палате.
Слева от него на казённом табурете ёрзала до смерти напуганная супруга, впервые в жизни на пару часов оставившая маленького Андрюшку под присмотром опытной соседки (у той самой пятеро ребятишек, правда, самому младшему из них недавно исполнилось семь лет); справа, по свободной от всякой мебели части палаты, нервно расхаживал взад-вперёд Копытцев.
– Ну, как ты, братец? – первым делом поинтересовался он, как только заметил у своего друга «первые признаки жизни».
– Врагу не пожелаешь… – с трудом выдавил Плечов, преодолевая накатывающуюся тошноту. – Что это было? Сначала: кайф, эйфория, затем – провал памяти и полная безнадёга. Депрессия, если выражаться по-научному.
– Ты даже такие слова знаешь?
– А то!
– Значит, так… Тебя хотели усыпить…
– Зачем?
– Ольга Александровна, родная, оставь нас наедине, пожалуйста!
– Слушаюсь, товарищ майор.
– Усыпить и выкрасть, – опасливо озираясь по сторонам, продолжил начальник секретно-шифровального отдела, когда Фигина, покачивая вдруг ставшими крутыми (после вторых родов) бёдрами, покинула больничное помещение.
– С какой-такой целью? – фыркнул Яра, постреливая быстро оживающими синими глазами.
– Это у них спрашивать надобно.
– Организуй свидание.
– С кем? Один уже на небесах… Можно сказать, при моём непосредственном участии.
– Ты его застрелил?
– Нет.
– Сбил автомобилем?
– И опять – мимо.
– Да уж… Стр-р-р-анная история… – выдавил из себя Ярослав.
– А-а… Тот крепыш просто надул розовые щёчки и… сразу умер! Кстати, вот его фотография. Не узнаёшь?
– Не имел чести. А длинный?
– Убёг, гад.
– И его портрета у тебя, естественно, нет?
– Нет. Но, как у всякой, склонной к художеству, натуры, память у меня отменная и очень-очень цепкая. Природой сориентированная на незаметные для чужого глаза детали. Так сказать, изюминки, то бишь – уникальные отличительные черты, имеющиеся у каждого индивидуума.
– Выходит, если я правильно понял, в ближайшее время ты точь-в-точь сможешь изобразить вражью рожу на бумаге?
– Несомненно, – кивнул Копытцев.
– Тогда поехали, – учёный приподнялся на локтях и принялся искать глазами свою одежду.
– Лежи пока, – оскалил в улыбке крепкие, но редкие зубы майор. – Поправляй здоровье.