Таргитай повздыхал, спросил безнадежным голосом:
– Придется идти через Светлолесье?
– Всего Светлолесья – узенькая полоска. Туда забегают лютые звери из Черного Леса. Я долго думал, Тарх… Придется идти через Болото.
Таргитай ахнул:
– Это же верная погибель!
Олег промолчал, в темноте Таргитай услышал хруст пальцев, тяжелое дыхание, словно волхва засасывала топь, а он хватался за острые стебли.
– От волхва к волхву передается, что на болотах живут какие-то люди. Их так и кличут: дрягва, дряговичи, болотники. Больше о них ничего не знаю.
– Думаешь, примут? Чужаков положено убивать сразу.
– Здесь мы уже мертвые, – ответил Олег едва слышно.
Долго лежали молча. Таргитай прислушивался к скребущимся звукам, доносящимся снаружи. Что-то засипело, донесся тяжелый вздох.
– Почему не допустили до Обряда? – спросил он. – А если бы я прошел?
В темноте Олег шлепал по мокрому от слез лицу, вытирал щеки. Ответил прерывающимся голосом, как после долгого плача:
– Даже из отобранных проходят не все. Булгак вон третий раз идет. Терзают жутко, поверь! Только человек с каменным сердцем может оборачиваться волком, затем снова принимать человечью личину. Сколько потеряли, не счесть! Большой соблазн остаться волком навеки…
Таргитай не поверил:
– Что ты мелешь?
– Тарх, волком жить спокойнее. Наша жизнь невыносима. Злые силы прижимают человека к стене, а податься некуда! Иной сдается слабости… Да-да, перекидывается волком.
– Пройдя Обряд?
– Даже камень со временем трескается, рассыпается в песок.
– Вот куда делся мой любимый вуй Ждан!
– Падать легко, подниматься трудно. Для того и придуман Обряд, чтобы удержать…
Прошел кто-то огромный, тяжелый, охнуло, зашуршало. Тьма сгустилась, стало тяжелее дышать. С нагретых валунов несся храп Тараса, тихонько постанывала Росланиха.
– Олег, разве мы были с берами одним народом?
Олег ответил сразу, даже всхлипывать перестал:
– Беры жили могучим племенем. Обитали в пещерах, не в логах. Никакой зверь не знал, встречаясь в Лесу с бером, разорвет или угостит ягодами. Беры могли сбрасывать шкуру, ходили на задних лапах, разговаривали… Я не дознался, почему разделились на беров-зверей и беров-людей. Теперь нам запрещено даже упоминать о них, чтобы отрезать дорогу назад.
– А они знают?
– Смутно помнят. И мы помним. Охотимся, как на зверей, но поминаем, просим прощенья у убитых, устраиваем комоедины, медвежьи праздники. Но беры звереют все больше, а нам завещано раздувать священный огонь, что заронил в наши души великий Род… Ты спишь?
Таргитай задвигался на жесткой лавке, устраивая кости, ответил несчастным голосом:
– Светает…
Между плотно закрытыми ставнями медленно светлела узкая полоска.
Мягкие заботливые руки укрывали его толстыми