Глава тридцать первая
Пели пасхальные песнопения, стучали по столу ножами и ложками, распевая «Один – кто знает? – Это Всевышний, что на небе и на земле. Два – кто знает? – Это скрижали Завета…»
Ахав не отрывал взгляда от Деборы, одетой во все белое, поющей и смеющейся, радостной. Казалось, злой дух покинул ее. И такой она была красивой в белом, так нежна кожей.
Дом сиял множеством толстых темного воска свечей. Еда была вкусной, хрен – острым. После того, как отмолились и спели, собрана посуда и скатерти, вылили остатки вина из бокалов, все пересели на диваны вдоль стен. Гади явно переел. Фаршированная рыба в этот год была отличной, и он съел три порции. Очень любил он куриный бульон с мучными шариками и съел две тарелки, затем еще немного риса, немного салата, немного гороха, и все это с мацой, которая так вкусна в первый день праздника. К этому следует прибавить главное блюдо – куриное и говяжье мясо и на десерт – лесные ягоды в медовом сиропе, свежую морковь. Еще немного, и Гади почувствовал, что живот его лопнет.
Только Ахав ел и не чувствовал никакого вкуса от еды. Есть такая сентенция – «Даже у лучших яств мира привкус праха». Слова эти, которые еще в школе Ахав начертал для украшения библиотеки – вернулись к нему сейчас печальной мелодией в часы праздничного застолья.
Девицы встали, смеясь над поясами невинности, которые после столь обильной еды давили им на животы, но смех Деби не был столь ликующим, как во время пения. Она лишь повторяла, что очень устала, словно бы это должно было всех интересовать.
Ахав ощущал одиночество и обиду. Он решил не просить ее при всех – выйти на ночную прогулку. Сидел в удобном углу, на цветных подушках, лишь говоря про себя «Идем со мной, Деби, возьми меня к звездам».
Она не пришла, не присела рядом. Лишь сказала: «Ладно, я иду спать», и вышла.
Малка оглядывалась по сторонам, как человек, увидевший вора, крадущего шампунь в супермаркете, и не в силах понять то, что видит. Наконец-то сообразила, и лицо ее напряглось. Вышла вслед за дочерью.
«Что происходит, Деби? – спросила, зайдя к ней в комнату.
Та стояла спиной к двери. Она уже сняла рубаху, готовясь лечь в постель, и не ответила.
«Не хочешь говорить – не говори», – сказала Малка, не скрывая, что это ей неприятно, и она хочет знать причины такого поведения дочери.
– Случилось что-то? Ты заставляешь Ахава страдать. И это, в общем-то, не очень красиво, я думаю».
Деби села на кровать. Мать села рядом. Кровать не была поднята от пола, и надо было сидеть на ней, скрестив ноги. Малка отодвинулась и нечаянно села на незаконченное вязанье. «Не скомкай это» – закричала Деби. Стало тихо.
«Мама, я хочу поехать в Довалэ в Кохоли». Опять пауза.
«Мама, я не хочу замуж за Ахава… И сними ты с меня этот пояс невинности.