Так что рукописи не крадут!
Как весело встретить Новый год в Лефортово?
Если ты там сидишь, то никак. Самая строгая, самая чистая, самая «малонаселенная» тюрьма России, – главная ее тюрьма. Следователи и прокуроры мрачно шутят: «Право сидеть в Лефортово надо заслужить на свободе!»
Лефортовский замок действительно одна из самых старых и знаменитых тюрем России. И Лимонов прав: это именно военная тюрьма – по режиму и самому ее духу. Все по уставу. Никаких вольностей. Никаких нарушений раз и навсегда установленного чекистами порядка. В общем, ничего того, что свойственно почти всем российским тюрьмам с их вечной грязью и вонью, переполненными камерами и завшивленными матрасами, активной ночной жизнью и тюремной почтой.
Даже теперь, когда следственный изолятор «Лефортово» перешел от ФСБ в ведение Минюста России и большинство прежних сотрудников уволились, «фирменную марку» там стараются держать.
С одной стороны, чистота, малонаселенность и пусть и строгий, но все-таки порядок в камерах это, конечно, хорошо, но, с другой стороны, я не встречал ни одного зэка, который бы не хотел перебраться из Лефортово куда угодно – хоть в Бутырку, хоть в Матросскую Тишину, где и грязно, и большая скученность народа, но зато «больше воздуха», то есть свободы. В Лефортово же можно просидеть целый год, но не увидишь и не встретишься ни с одним заключенным, кроме своих сокамерников. Да и тех, как правило, один-два…
Поэтому в Лефортовском замке нормально (по тюремным меркам) встретить Новый год практически невозможно.
Зная это, я захотел все же хоть как-то скрасить пребывание Эдуарда в этих стенах, воспользовавшись тем, что с конца 2001 года его почти каждый день водили в кабинеты Следственного управления ФСБ для ознакомления там с материалами уголовного дела.
Последний рабочий день, когда обвиняемых повели в СУ, выпал в тот год на 30 декабря. Хотя я уже и не помню: может быть, это майор Шишкин решил сделать 31 декабря выходным и для обвиняемых и, в первую очередь, для себя самого и следователей, которые вынуждены были все время, пока обвиняемые читали тома дела, находиться в кабинетах вместе с ними.
«Ну, тридцатое так тридцатое», – подумал я, укладывая, как обычно, в портфель бутерброды и прочую еду для Лимонова и себя. Ради праздника к копченой колбасе и сыру был добавлен слабосоленый лосось, к шоколаду – печенье, а к воде – кока-кола.
Я знал, что Эдуард кока-колу не любит, предпочитая ей простую воду, но ради Нового года, подумалось мне, ему придется потерпеть. Ведь в пол-литровой пластиковой бутылке из-под кока-колы была только половина этого напитка, а другую половину я заполнил шотландским виски.
Да, я признаю, что делать этого не следовало, что это не только непростительная глупость и мальчишество, но и грубое нарушение порядка, правил и всего прочего, за что я мог серьезно поплатиться. И я, само собой разумеется, не хочу, чтобы кто-то повторял мои «подвиги». В общем, я раскаиваюсь, но что сделано, то сделано. Уж больно хотелось мне тогда хотя бы немного