Центр зала занимал массивный, размером два на полтора метра, стол на металлической станине. В подбрюшье под столешницей торчал мотор, напоминающий увесистое вымя, отчего стол выглядел как обезглавленная корова-робот.
В дальнем углу оранжевые, точно заляпанные раствором мортиры, стояли две бетономешалки с баками разных объёмов, рядом с ними крашенный зелёным жестяной короб вибросита на железных ножках, шеренга мешков с цементом, песком, несколько оцинкованных вёдер. Валялись два увесистых мотка стальной катанки, совковая лопата, дрель с насадкой, как на кухонном миксере…
Я не сразу сообразил, что причудливые корыта, сложенные на полках, прислонённые к стене, – это формы для отливки памятников: прямоугольники или полуовалы с барельефом креста, свечи́ или ангела. Специально подошёл поближе, чтобы рассмотреть и потрогать. Одни были увесистые и плотные, почти как акриловые ванны, другие из совсем тонкого пластика мутно-зелёного, потустороннего цвета. Там же были и формы для тумб, цоколей, балясин и цветников.
У меня когда-то в детстве имелся брелок-скелетик, который фосфоресцировал в полной темноте, и я подумал, что если бы эти формы светились, то ночевать в мастерской было бы страшновато.
Никита со всего маху наступил на оторванный завиток могильного креста, хрустнувший под его ботинком. Сам крест валялся рядом пустым объёмом.
– Бляди рукожопые, – Никита поднял двумя пальцами полый крест со следами раствора, и я увидел, что форма треснула ещё в нескольких местах. – Только ж две недели назад заказывал, – мрачно прибавил и бросил крест на пол.
Я заметил пушистую крысу. Она почему-то не бежала, а ковыляла, как инвалид, подтягивающий вслед за туловищем парализованные задние конечности. Крыса подняла длинные уши, и я догадался, что это кролик.
– Живёт тут, – пояснил Никита. – Алинкин. Не знала, как изъебнуться, вначале Роджером назвала, после Борхесом. В доме невозможно держать было, у меня на шерсть аллергия. Отдали сюда…
Никита размашисто, словно перекрывал недругу кислород, выключил радиоприёмник. Сделалось относительно тихо. Только из соседнего помещения доносился ритмичный перестук металла по камню, точно несколько птиц клевали корм на очень гладкой и прочной до звона плите. Потом голос произнёс:
– А коцка реально была манюсенькая. Царапулька. Но пиздежа, будто я не знаю…
Взвизгнула и умолкла “болгарка”. Никита резко раскинул ленты занавеса и шагнул во второе помещение. Я следом за ним.
Вместо приветствия брат сказал:
– Два людей, ноль блядей!
Я ожидал увидеть прожжённых, зрелого возраста мастеровых с эдакой