Но вот странность: если что-то ужасное происходит далеко и ты этого не видишь, становится только страшнее. Хильди старалась не смотреть на часы, но совершенно точно знала, когда именно началась казнь. Едва со двора донесся приветственный крик, похожий на стон, Йинен заткнул уши. Еще ужаснее было то, что их кузину Ирану унесли со двора в истерике, кузина Харилла по-настоящему упала в обморок, а всех остальных, и мальчиков и девочек, вырвало.
– Как же это было страшно, наверное! – предположила Хильди, обмирая.
После этого они с Йиненом старались по возможности держаться от дяди Харчада подальше.
Шторм стих, и все графы разъехались по домам. Кузина Ирана Харчадсдоттер лихорадочно перебегала от окна к окну, стараясь в последний раз взглянуть на графа Южного Дейла.
Хильди презирала сентиментальные глупости. Она не сдержалась и бросила:
– Не понимаю, почему ты так волнуешься. Он ведь даже на тебя не взглянул. И я готова держать пари, что он вдвое более жестокий, чем твой отец. Взгляд у него еще подлее.
Ирана разрыдалась. Хильди со смехом отправилась в первое в этом году плавание на «Дороге ветров». А Ирана в слезах пошла к кузине Харилле и пожаловалась ей, какой гадкой была Хильди.
– Она так сказала? – отозвалась Харилла. – Ладно же. Пора дать Леди Гордячке урок. Идем со мной к дедушке. Готова спорить, что он не знает о ее плаваниях.
Хадд не знал. Он и так был в отвратительном настроении, потому что сильно поругался с графом Хендой. А появление корабля с Севера напомнило ему, насколько важен его союз с лордом Святых островов. Мысль о том, что в эту минуту драгоценный союз может утонуть из-за внезапно налетевшего шквала, совершенно вывела его из себя. Он так разозлился, что Харилла почти пожалела о том, что пошла к нему. Она получила оплеуху, словно сама провинилась. Потом к графу вызвали Нависа. Хадд добрых полчаса отчитывал его. А когда вернулась Хильди, ей устроили самую страшную выволочку в жизни. Ей категорически запретили впредь выходить в море, на любой яхте или лодке.
В течение следующих трех дней Йинен даже подходить к Хильди боялся. Она стащила у своей тетки меховой ковер, завернулась в него и сидела на крыше дворца, глядя на прекрасное манящее море с полосами серого, сине-зеленого и желтого – там, где пролегали песчаные отмели. Она была так зла, что даже плакать не могла. «Это просто союз. Я ему совершенно безразлична», – думала она. А потом, спустя два дня, девочка вспомнила, что сможет плавать по морю, как только окажется на Святых островах. Ей захотелось уехать туда прямо сейчас. Подальше от этого ужасного, жестокого места. Остаток дня она провела, делая чудесный рисунок с изображением «Дороги ветров». Когда он был закончен, она аккуратно разрезала его пополам и надписала на одной половине «Йинен», а на другой – «Хильдрида». А потом зачеркнула «Хильдрида» и на этой половине тоже написала «Йинен». После этого она спустилась с крыши и вручила обе половинки