веры имеешь ты и непостыждающую надежду; не ту надежду, которая порождается самомнением и тщеславием в погибающих и каковой надежды прелести и лжи не может познать никто из тех, которые питают ее, но надежду, говорю, добрую, истинную, и которая бывает вместе с истинным и не обманывающим светом веры, и поверх которой узришь ты восседающую, как на Херувимах, Любовь, которая есть Бог. Когда обретешь ты таким образом сию Любовь и узришь ее, с тех пор и после не захочешь уже много пытать ни о чем будущем и невидимом, даже и других будешь заставлять не говорить ни о чем таком, станешь убеждать их не пытать ни о чем из этого и не заводить споров и состязаний о том, что имеет быть в другой жизни, поколику сам ты из того своего опыта познал, что все будущее и невидимое неизъяснимо и недомыслимо. Если же ты не сделал еще того, что может тебе первому дать познать, что ты истинно верный христианин, – но по сличению с неверными, ты – верный, а по сличению с верными совестью своею обличаешься яко неверный, – и не имеешь еще совершенной надежды и удостоверения, что имеешь быть в числе спасенных, и не можешь говорить, как говорил святой Павел:
подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Прочее соблюдается мне венец правды, его-же воздаст ми Господь в день он, праведный Судия (2 Тим. 4, 7, 8); то что пытаешь и спрашиваешь узнать, будут ли святые знать друг друга в Царствии Небесном, когда приидут в созерцание Бога, Который выше всего, и будут зреть Его? Скажи мне, какая тебе польза от этого изыскания? Желал бы я узнать от тебя, какую пользу получишь ты, не имеющий части со Христом, но, как мы сказали, обличаемый совестью своею, что не сохранил заповедей Его, если узнаешь о покое, славе, утешении и блаженном состоянии святых, какого сподобятся они в Царстве Небесном?
Наверное никакой не получишь пользы, но больше еще навлечешь на себя осуждение за то, что при всем том, что познал такие высокие предметы, презираешь их и не хочешь отбросить самомнение и тщеславие и стяжать смирение. Но спрошу тебя и еще, и ты мне ответь спокойно и кротко: если, например, какое-нибудь малое дитя, которое не узнало еще первых букв азбуки, – если, говорю, такое дитя начнет спрашивать истолкования того, что относится к грамматике и риторике, то какой разумный человек согласится отвечать хоть одним словом на такие неразумные вопросы, а не прогонит его скорее как несмысленное, детски мудрствующее и ищущее без толку то, что выше сил его? Если же справедливо так поступит в этом случае, земном и ничтожном, не тем ли паче надлежит так поступить в отношении к тому, что выше слова, и разума, и всякого чувства? Впрочем, если кто и не выучится сам читать, то ничего нет странного и дивного, если, слушая сочинения, написанные эллинами, будет понимать их, как писаные на его языке и о предметах, не превышающих его смысла, ибо слово эллинов – для вещей чувственных, и сказания их суетны и о суетном.
Но те предметы, о которых ты спрашиваешь, не таковы. Они суть таинства сокровенные и недомыслимые, как говорит пророк Давид: приклони небеса и сниде, и мрак под ногама Его (Пс. 17, 10). Какой это мрак? Плоть
