Теперь все изменилось. Изменилось навсегда. Теперь каждый раз, когда дочери звонят, им приходится вступать с ней в разговор. Звонят они реже, Хоуп – почти никогда. Сара не забывает, поскольку ей больше свойственно чувство вины или долга – так считала Урсула. Еще она звонит, чтобы получить информацию. Но Урсулу это устраивало. Она брала трубку, здоровалась и слышала голос дочери, которая хотела поговорить с ней, которой она нужна.
– Как дела, ма?
И начинались вопросы. Может, она запишет кое-что? Наговорит в диктофон? Просто ответит по телефону? Урсула обдумала ситуацию, примеряясь к желаниям дочери. Можно и записать, поскольку она сама, взыскательный и бдительный цензор, отредактирует свои записи. О первой встрече с Джеральдом, о последовавших за ней свиданиях, о прозвище Медвежонок и даже о цитате из «Джейн Эйр» она уже рассказала, а потом записала кое-что заодно с анекдотом про обручальное кольцо и отослала записи Саре. Но теперь они вступали на опасную территорию. Ее рассказ войдет в книгу Сары. Бывают, наверное, женщины, готовые поделиться с детьми тайной своей сексуальной жизни – жизни с отцом этих самых детей, – но Урсула не из таких. Затронет ли Сара эту тему?
Но Сара вдруг перестала спрашивать. Вот уже три дня Урсула дожидалась очередного звонка, и все напрасно. Она даже забеспокоилась, что было глупо, поскольку дочери могли не звонить неделями. Но ведь Сара обещала. Так и сказала: «Позвоню дня через два. К тому времени я раздобуду информацию о родных отца и готова буду послушать о том, что происходило после вашей свадьбы».
На четвертый день, ближе к вечеру, Урсула позвонила сама. В одиночестве глупые мысли так и лезут в голову. Она боялась, что никто не подойдет или она услышит голос Сары на автоответчике – тогда бы ей стало совсем плохо. Но после двух гудков Сара подошла к телефону.
Голос ее звучал холодно, отчужденно:
– Что случилось?
– Со мной – ничего, – ответила Урсула. – Мне казалось, ты собиралась поговорить об отце. Для книги.
– Да, собиралась. Только не сейчас.
– Извини. Я не вовремя?
– Нет.
– Ты говорила, что собираешь информацию о родных отца?
– Да.
– Успешно?
Пауза, долгое молчание, потом торопливая, порывистая, на неожиданно высоких нотах скороговорка:
– Мама, я не знаю, может, ты… То есть, может, знаешь, почему отец…
– Почему он – что?
– Ничего, – оборвала себя Сара.
– Хочешь, я тебе напишу? – Не дождавшись ответа, Урсула повторила: – Ты о чем-то хотела меня спросить?
– Нет. Ни о чем. Позвоню через несколько дней.
Говорила она в точности как мать Урсулы, когда при ней затрагивали запретную тему – напряженно, смущенно, спеша закрыть вопрос. Для Бетти Вик запретной темой был секс, и, положив трубку, Урсула