Скорее бежать отсюда, пока не начала всхлипывать, тогда позору не оберешься. В метро, в маршрутку, на свою конечную станцию, в убогую квартиру, в захламленную редакцию, к статьям про перенос свалок и кастрацию котов, туда, где полно таких же песчинок, как она, туда, где вместе они сбиваются в целые дюны и придумывают свою жизнь, со своими взлетами и падениями, страданиями и радостями. «Надо жить среди своих», – главная заповедь песчинки, ее рецепт счастья. «Надо жить среди своих», – тикало в ушах Тани как приговор, по которому она оставалась песчинкой на веки вечные, без права на перевоплощение. «Надо жить среди своих», – шептала Таня, сгорая от стыда и желая только одного, – поскорее оказаться как можно дальше от этого кабинета, где обитает молния в деловом костюме. «Надо жить среди своих», – под эти слова, наверное, Наполеон рвался назад, в Париж, спасаясь от морозов и непонятных русских.
Таня ринулась к дверям. Задержав дыхание, чтобы сохранить свои слезы в тайне, она рывком пересекла кабинет и плотно закрыла за собой дверь. Все, самое трудно позади. Она молодец, сдержалась, не расплакалась на глазах этого ужасного человека. Хоть с этим можно себя поздравить. Все остальное стыдно и больно, она все провалила, но хоть с этим она справилась. Он не увидел ее слез. Теперь можно выдохнуть. А заодно и расплакаться, пожалеть себя. Таня громко шмыгнула носом, ладошками растерла глаза, нервно всхлипнула и пошла к выходу сквозь длинный тоннель из железных штуковин.
Но тут из аппендикса, заменяющего кухню, со скоростью акулы вынырнула Лера. Таня совсем о ней забыла, преждевременно выпустив слезы на свободу. Лера перегородила путь, в секунду оценила ситуацию и тут же начала действовать. Она усадила Таню на гостевом диване, вручила ей стопку салфеток для промокания слез, сбегала за новым чаем с лимоном и сахаром и даже накинула на Танины плечи невесть откуда взявшийся плед. При этом она непрерывно бубнила что-то среднее между боевым кличем и бабьими причитаниями, ни к кому особо не обращаясь:
– Вот еще! Сейчас! Разбежались! Каждый раз так плакать, так слез не хватит! И что за человек такой! И нечего его слезами баловать… Чести много будет. Нет, ну ты посмотри на него, как девочку расстроил. Глазки вот такие… Тише-тише, все устроится. Если бы я так каждый раз плакала, так давно бы в старуху превратилась. Ну что ты будешь делать с ним, вот такой он человек… Да он сам себе не рад иногда. Сам себя раз в год по праздникам любит. А может, ты коньячок выпьешь? И что там у вас произошло? А не надо ему в рот смотреть, все смотрят, а потом ревут девки-дуры. Ну-ну, все хорошо, все уже хорошо…
Таня не улавливала смысл этих слов, но считывала интонацию. Лера умела успокаивать, она вообще была убедительной во всех своих