Тема для рецитации была нелёгкой, к тому же предстояло излагать её в присутствии самого Октавиана. Поэтому я почёл своим долгом напомнить ученикам основные приёмы риторики: обозрение, предуведомление, задержание, импровизацию. Дал совет, где применять анафоры, эпифоры, симплоки и исоколонны. Всеми этими риторическими фигурами я и сам, конечно, не владел в совершенстве, но мне важно было показать, как могут их использовать в речи мои ученики.
– Помните, уважаемые защитники и обвинители, – в конце наставлений блеснул я цитатой, – как говорил великий оратор Цицерон, поэтами рождаются, а ораторами становятся. Из этого следует, что упражнять речь оратору, надеющемуся на успех, надобно так же регулярно, как поэту шлифовать свои строки. То есть ежедневно, ежечасно, при каждом удобном случае…
При упоминании мной имени Цицерона Октавиан вопросительно посмотрел на Ливию и чуть заметно поморщился. Ливия понимающе улыбнулась.
Я предложил первым выступить Юлу Антонию, зная, что Октавиан благоволит к нему.
Юл Антоний начал с пафосом:
– К бедам неисчислимым ведёт открытие ворот крепости, которую осаждает враг. Грек Гомер нас упреждает: «Бойтесь данайцев, даже дары приносящих!» Троянцы пренебрегли советом этим мудрым и жертвою пали, ворота открыв. Мог ли военачальник, издавший закон, требующий не открывать ворот крепости, сам нарушить его? Разве не стало бы это сигналом для всех прочих поступать подобным образом в иной ситуации, а после искать оправданье себе? Dura lex, sed lex. Закон суров, но это закон. Можно ли считать преступником того, кто строгий закон исполняет во имя высшей цели? Военачальник, спасший город, должен быть оправдан, – заключил он.
– Будут ли иные суждения? – спросил я.
– Будут, – подал голос обычно молчаливый на уроках риторики Тиберий.
От моего внимания не укрылось, как на одно короткое мгновение сдвинулись к переносице брови Октавиана, и тут же лицо его снова уподобилось царственной маске. Ливия, напротив, просияла.
– Говори, Тиберий, – подбодрил я.
Тиберий заговорил непривычно громко и смело:
– Юл Антоний, защищая поступок военачальника, предлагает оправдать трусость. А трусость на войне – государственное преступление. Равно как преступлением является отказать в праве на спасение согражданам, оказавшимся в беде. Юл Антоний говорил нам о законе. Да, закон суров. Но этот закон установлен самим военачальником, запретившим открывать городские ворота. Он же обладает правом для отмены закона в случае, если это необходимо. Этим правом военачальник не воспользовался. И это – преступление против своих сограждан. Пиндар утверждал, что необходимое основание всякого государства – справедливость. Будет ли справедливым не наказать того, кто защитил город от врагов, но принёс в жертву собственным страхам жизни сограждан, которые мог спасти? Я за то, чтобы виновный был казнён как человек, изменивший своему долгу.
– Прекрасное