– Кто? Парфенка орал? – изумленно уставился на целовальника Михей.
Сколько знал зловредного приказного, тот ни на кого голоса не повысил: только ухмылялся и облизывал усы, как сытый кот.
– Еще как орал! – рассерженным петухом вытянул шею Юшка.
Стадухину стало легче, будто кто сдвинул с груди камень, теснивший с первых стычек с приказным.
– А Дружинка Трубников что? – спросил, невесть чему посмеиваясь.
– А стоял, будто в штаны наложивши. И казаки рядом с ним. Я один против всех собачился, а после – звериными тропами – упредить воевод, кто и как к ним едет.
По берегам с двух сторон в реку падали частые ручьи. Одни были с солоноватой водой, другие со сладкой. Бурлацкий передовщик похвалялся, будто знает их наперечет, советовал, из которых брать воду для варки рыбы и саламаты, чтобы беречь соль, из которых пить и готовить отвары трав.
Постник Губарь, отлежав бока, стал ходить пешим за стругами, удить рыбу. Как-то даже сменил Михея на шесте, и Стадухин ушел вперед с долгобородым передовщиком, чтобы без остановки стругов взять ведро воды из сладкого ручья. Вдруг спутник замер, напружинился, тихо вынул из-за спины стрелу. Михей проследил за его взглядом. Молодая изюбриха без опаски объедала береговой кустарник и в лучах восходящего солнца казалась золотисто-рыжей. Она шаловливо вытягивала шею, баловалась, как девка, мотая безрогой головой. В груди Стадухина защемило что-то несбывшееся и безнадежно переболевшее. Передовщик положил стрелу на лук и стал бесшумно натягивать тетиву, Михей взял его за локоть, мешая стрелять.
– Ты что? – вскрикнул долгобородый, ошалело уставившись на казака.
Изюбриха резко обернулась, неспешно зашла за куст, постояв, легко взбежала на яр, затаилась за раскидистыми ветвями сосны, с любопытством высматривая идущих людей.
– День скоромный, неделю идем на рыбе! – громче закричал передовщик. – По два раза на дню бороду стираю – воняет ухой!
– Жалко! – смущенно признался Михей. – Экая коза, ну прямо как девка, – пробормотал, выглядывая изюбриху среди ветвей.
– Тьфу! – неприязненно выругался передовщик, резким движением вырвал локоть из пальцев казака, зашагал вперед быстрей прежнего, показывая, что не желает идти рядом с ним.
На Куту струги прибыли в июле, когда осинники сбрасывали первый желтый лист. Стадухин отметил про себя перемены – не новый уже причал со стороны Лены, конюшни, крытые сеновалы, балаганы работных людей. На месте прежней избы, срубленной атаманом Галкиным, стоял острожек, или зимовье, обнесенное тыном. На другой стороне притока виднелись дымы солеварни, поставленной Ерофеем Хабаровым и его верным братом Никифором. Там причал на сваях был крепче и просторней