Но ночью тени сгущались.
Если бы отец этого мальчика знал, что происходит с его ребёнком после того, как гаснет свет, то он наверняка перестал бы читать ему всякие страшные сказки, а принялся бы за «Колобка» и за всю остальную детскую «глупость», накопленную многими поколениями.
Скрип наверху прекратился. Миша, как всегда, лежал с открытыми глазами. Подспудно он понимал, что его родители скоро заснут, и он окажется совсем один в мире ужаса и страха.
Воспитание. Сколько бессонных ночей, раздираемых духотой постельного белья, принесло мальчику это воспитание? Последнее время он плохо ел, выглядел совсем разбитым, но родителям это почему-то было безразлично. По крайней мере, папе.
Мама частенько спрашивала Мишу, что с ним такое твориться. Но он отвечал, что всё нормально. Не мог же он, в самом деле, рассказать маме, что он не может уснуть ночами, и всё это происходит из-за папиных рассказов. Нет, он не мог этого сделать.
Он не мог отказаться от них. Что-то непреодолимо тянуло его слушать и слушать их вновь. Взрослый человек сравнил бы это с зависимостью от наркотиков. Но Миша ничего не знал о наркотиках, хотя уже прочно сидел на одной из разновидностей.
Потребность в новых дозах была бешенная. Если бы малыш уже умел размышлять, то он сказал бы, что новые впечатления помогают забыть о старых, несколько стереть их из памяти, чтобы они не докучали своим безобразным видом.
Но новые впечатления и образы были куда хуже прежних и куда глубже вгрызались в подсознание несмышлёныша.
Миша очень хорошо помнил, как испугался первый раз в жизни, хотя теперь картина, которую он тогда увидел, лежала в его памяти блёклой чёрно-белой фотографией… Ему шёл третий год. Как-то летом он вышел с отцом из дома и увидел, что тяжёлые массивные облака висят низко-низко. Они были странного желтоватого оттенка, что придавало им абсолютно фантастический и страшный вид…
Отец очень быстро успокоил расплакавшегося было сына, объяснив ему, что ничего страшного в этих облаках нет, и это обычное природное явление. Затем он впервые сказал свою знаменитую фразу о вреде страха.
Теперь Миша не боялся облаков, грозы или других «природных явлений», но не потому, что научился противостоять их сковывающему ужасу, а потому, что за прошедшие два года у него появились гораздо более серьёзные страхи, которые нельзя было объяснить обычным словосочетанием.
Взрослые не понимают детей. Возможно, они и не стараются их понять, а с младенческого возраста пытаются навязывать им свои понятия о жизни. Но всё-таки мамы более близки к пониманию чаяний своих чад, чем папы. Даже Миша это понимал, но он всеми фибрами души тянулся именно к папе, потому что тот до сих пор оставался для него таким ящичком, у которого нет открывающейся крышечки, но в котором всё равно что-то лежит. И вот до этого «чего-то» очень хотелось добраться.
Конец