Вот и теперь, проснувшись, дядя Паша сразу нашел, к чему прицепиться.
– Ты что же, спортсмен? – насмешливо спросил он моего товарища, заметив на нем тренировочный костюм.
– Да ну, – засмущался тот. – Я – что. Вон Колька – это да!
– Колька? – Дядя Паша не поверил. – Куда ему – он слабак.
– Ничего себе – слабак! – обиделся за меня товарищ. – В пятерке лучших бегунов района. Слабак!
– Хм! – повернулся ко мне дядя Паша. – А я тебя, Миколай, оббягу.
Мне тогда только что исполнилось восемнадцать лет. Под загорелой кожей моей перекатывались нетерпеливые мускулы, тренированные легкие работали как мехи. И я действительно был одним из лучших бегунов в районе. Поэтому я даже не удостоил дядю Пашу ответом, а только усмехнулся.
– Ты не скалься! – завелся дядя Паша. – Давай сымай штаны. Небось ты в трусиках привык соревноваться.
– Может, в другой раз, – сказал я. – Вы сегодня тяжелый.
– А я тебя и тяжелый оббягу. Спорим на пол-литра.
Товарищ незаметно толкнул меня в бок. Водку мы не пили, но выспорить у дяди Паши бутылку представлялось забавным.
– А куда побежим? – спросил я.
Дядя Паша прищурился.
– Ну хоть до свата Ивана – и обратно.
– Далеко это? – поинтересовался мой товарищ.
– Километров пять, – ответил я.
Товарищ присвистнул. Из кухни выглянула мать и заругалась на меня:
– Вот я тебе посвищу в избе, черт голенастый!
– Анна, – остановил ее дядя Паша, – налей-кось там мне…
Мать с недовольным видом принесла дяде Паше водки в граненом стакане. Он выпил, понюхал засохший селедочный хвостик, скрутил толстенную цигарку и задымил.
– Сымай, сымай штаны-то, – издевался дядя Паша между приступами кашля. – Да руками помаши. А то задвохнешься, не дай бог.
Бежать все же решили одетыми: дядя Паша – потому, что под штанами у него были кальсоны, а я – из солидарности.
Вышли за калитку, и товарищ, взявшийся посудить, провел поперек улицы стартовую черту.
– Погодь маленько, – сказал дядя Паша. – Курнуть надо.
Он привалился спиной к воротному столбу и скрутил еще одну великанскую папиросу. Курил на этот раз дядя Паша неторопливо, обстоятельно, впрок. Только когда крохотный окурок стал жечь губы, дядя Паша затоптал его. «Давай!» – махнул он рукой.
Я принял высокую стойку, как при старте на длинные дистанции. Дядя Паша выставил вперед левое плечо, а правую руку, сжатую в кулак, отвел за спину – будто драться собрался. Товарищ скомандовал: «Марш!» – и мы побежали.
Улица наша Аульская (с одной стороны, по косогору, – низкие засыпухи, с другой – длинный забор Алюминиевого завода) тянулась мелкими ложбинками –