Можно было, конечно, вернуться в клуню, к девушкам, столь желанным, к разведчикам своим, но возвращаться не хотелось.
Горшков завернул в дом, где на постое находился Юра Артюхов, старый приятель, также прибывший в полк из Сибири, только не из Кемеровской области, а из Сибири более глубокой, из города Минусинска; в полку Артюхов находился на должности, которой не позавидуешь, место это хуже раскалённой сковородки, – был корректировщиком огня.
Все промахи в стрельбе пушек приписывают корректировщикам, все попадания – наводчикам… Несправедливо. Но Артюхов на судьбу не жаловался, смерти не страшился, поскольку считал – судьбу не обманешь, и спокойно лез под пули, под обстрелы, если слышал за спиной взрыв, не оглядывался, понимал: это не по его душу.
В хату Горшков зашёл без стука. Артюхов лежал на продавленном детском диванчике, совершенно облезлом, с одним валиком, который он использовал вместо подушки – другой мебели у хозяев для постояльца не было, – и читал дивизионную многотиражку.
– О, Иван Иванович собственной персоной, – обрадовано воскликнул он, спуская ноги на пол. Старший лейтенант Артюхов звал своего приятеля по имени-отчеству, Горшков Артюхова – уменьшительно, только по имени: «Юра», иногда даже «Юрочкой» и это уменьшение подходило как нельзя кстати к облику минусинца.
– Что слышно в высших эшелонах штабной власти? – спросил Горшков.
– Говорят, грядёт большое наступление.
Горшков удовлетворённо потёр руки.
– Правильно говорят. Хватит отсиживаться по сараям, клуням, амбарам, вдавливать диванчики, пора наступать. А ещё чего, Юр, есть нового из штабных секретов?
– Говорят, от нас забирают Семеновского.
– Конечно, на повышение?
– А ты мыслишь себе ситуацию, чтобы Семеновский пошёл на понижение? Нет. И я нет. Говорят, волосатая лапа у него есть даже в штабе фронта.
– Немудрено. – Горшков пригнулся, глянул в низкое окошко избы – по улице широкой шеренгой шли связистки, сопровождаемые разведчиками, – трапеза с «шампанским» с кулешом без командира не затянулась, да и у бутылки было дно…
– Твои? – Артюхов также глянул в оконце.
– Мои.
– Чай будешь? Трофейный, немецкий.
– Не хочется. Чай – не водка, много не выпьешь.
– Вид у тебя что-то уж больно озабоченный…
– Семеновский только что озаботил. Ночью надо на ту сторону сходить.
– Да для тебя же это, Иван Иванович, всё равно, что два пальца об асфальт…
– Ординарца я себе взял нового, из бывших штрафников, с пополнением прибыл… Думаю только вот – сводить его ночью на ту сторону или подождать?
– Своди. Чем быстрее проверишь в деле – тем лучше будет.
– А не рано ли? Ещё не обтёрся мужик.
– Своди, своди… Зато потом меньше головной боли будет.
– Тоже верно…
К линии фронта, обозначенной в ночной темноте вспышками ракет да частой беспокоящей стрельбой – и чего