Дезертиры любви. Бернхард Шлинк

бывал очень занят, терял с вами контакт. Начинались угрызения совести, но я не знал, о чем с вами говорить. Отсюда даже не раздражение, а отчаяние.

      – Отчаяние? – В голосе дочери послышалась ирония.

      Он кивнул. «Именно отчаяние». Ему захотелось объяснить, как была устроена тогда его жизнь, как он чувствовал, что теряет доверие детей, и мучился этим. Но, взглянув на дочь, он увидел по ее лицу заведомое неприятие того, что он собирался сказать. Лицо было строгим, суровым. В нем еще угадывалась та веселая, добродушная, доверчивая девчушка, какой она была когда-то, но добраться до нее, докричаться было для него уже невозможно. Нельзя было и спросить, как жизнерадостная девчушка превратилась в суровую женщину. Оставалось задать вопросы, с которыми он приехал, даже если ответы вновь окажутся неприязненными.

      – Ты когда-нибудь разговаривала с твоей матерью о нашем браке?

      – Твоей матерью… Разве нельзя сказать просто «матерью» или «Лизой», как говорят другие мужья? Ты так подчеркиваешь, что она была моей матерью, словно… словно…

      – Разве твоя… разве мать не говорила, что не любит, когда я ее так называю?

      – Нет, она вообще никогда не говорила, что не любит чего-нибудь из того, что ты делаешь.