– А папа где? – спросил Стас.
– В Москве на конференции.
– Не стая воронов слетелась…
– Зачем ты так? Вы же тоже торчите целыми днями в своем «Сайгоне».
– Мы там только кофе пьем, каннибализмом не занимаемся.
Мама поморщилась:
– Ты кушай, кушай.
Стас взял еще пирожок, откусил, и вдруг от знакомого вкуса словно провалился в детство, так ярко вспомнился воскресный обед. Он ерзает на стуле – не терпится, когда родители доедят и пойдут с ним гулять, может быть, в кино или зоопарк, смотреть на белых медведей, и будут держать его за руки, а он станет разбегаться и подгибать колени, а потом, когда наиграется, налазается по детской площадке, папа возьмет его на руки, и он повиснет «бесчувственной сосиской», и специально расслабит все мышцы, чтобы голова его билась в такт отцовским шагам так, как будто он красный командир и убит в бою, и теперь товарищи выносят его с поля битвы.
И мама будет говорить: «Стас, папе же тяжело», а отец ответит, что ничего, пусть. Пусть сын пользуется, пока он молод и силен, а Стас прижимался к теплой шее и думал, какую глупость говорит папа. Он всегда-всегда останется молодым и сильным.
Заметив, что он задумался, мама потрепала его по макушке, осторожно провела кончиками пальцев по бороде.
– Как странно, – улыбнулась она, – вчера еще был малыш, и нате вдруг – суровый дядька. Ты хоть бороду бы снял.
– Мам, я буду тогда похож на печального клоуна из мультика.
– Это почему это?
– Ну как… Тут вот морда прокоптилась, задубела, а под бородой белое все.
– Хоть подровняй.
– Да уж придется. Я тебе не говорил, меня в народные заседатели выбрали.
– Это тебя-то?
– Прикинь!
– Ну в принципе… – мама пожала плечами, – все слои населения должны быть представлены, даже отщепенцы вроде тебя. Это демократично.
– Ой, я тебя умоляю. У меня сознательность нулевая.
– Ты гражданин? Вот и исполняй свой гражданский долг. Только приведи себя в порядок, действительно, прежде чем в суд идти. Постригись нормально и знаешь что? Я сейчас достану твой костюм с выпускного.
Стас поморщился, но мама уже вышла в гардеробную. Да, у лауреата Государственной премии Суханова, воспевающего спартанский быт советской деревни, был дома такой изыск, как гардеробная, даже со специальным шкафом для обуви.
Мама сняла с вешалки костюм, закованный в серую бумагу, пахнущую сургучом.
– Так это же ботинки надо, – заныл Стас.
– Надо.
Весь его обувной ряд состоял из нескольких пар кед разной степени потрепанности, тяжелых походных ботинок и кирзовых сапог.
– Может, я так?
– Нет уж! Не губи отцовскую репутацию окончательно. Пусть люди знают, что хоть какое-то уважение к государственным институтам осталось в тебе.
– Уважение есть, а ботинок нету.
Мама с шумом разорвала бумагу, и в нос ударило нафталином.
– Проветрится.
Она