Она вся дрожала и плача тянула одно только слово жалобным, размякшим голоском:
– Домой, до-омой, до-омо-ой.
– Домой! Пойдем скорее домой, – согласилась и я.
Но ливень, лишь только мы вынырнули из-под дерева, служившего нам хоть некоторым незначительным прикрытием, так безжалостно стал хлестать по нашим головам и плечам, что мы снова бросились назад, и, прижавшись друг к другу, мокрые, дрожащие, встали снова под дерево, беспомощно опустив руки.
– Мое платье, мои туфли! – стонала Ани, – ну, как я покажусь в таком виде на глаза papa?
Мне ее было смертельно жалко, но помочь делу я ничем не могла. Дождь лил, по-прежнему как из ведра. Зигзаги молний бегали по небу, бороздя его огненными змеями.
Вдруг, глаза мои заметили приближающуюся к нам издали фигуру.
Это была маленького роста женщина, должно быть, очень старая, потому что шла она сильно сгорбившись при ходьбе. В руке она держала небольшой узелок. Старушка приблизилась к дереву, под которым мы стояли с Ани, дрожа как осиновые листья. Теперь мы могли ясно рассмотреть ее морщинистое лицо, высматривающее зоркими проницательными глазами из-под опущенного капюшона непромокаемого плаща.
– Ведьма! Смотри, настоящая ведьма! – прошептала в страхе Ани, сжимая мои пальцы с такою силой, что я чуть не вскрикнула от боли.
– Но почему ты думаешь? – невольно переходя на «ты», также тихо спросила я мою спутницу.
– Достаточно взглянуть на нее… – продолжала та и остановилась на полуфразе. Очевидно, и незнакомая старушка заметила нас, потому что направила свои стопы прямо к дереву.
– Девоньки, малюточки! Да как же вы одни сюда в лес в такую непогоду попали? – пропела она ласковым певучим голосом, оглядывая нас с головы до ног своими зоркими, совсем еще молодыми глазами. – Небось, промокли до нитки. Ишь, и платьица, и волоски, и обувь, все хоть выжми на вас, – сокрушалась она, покачивая головою.
– Мы до дождя пришли сюда. Погулять пришли. Мы не знали, что такая гроза разразится, – храбро подняла я голос, в то время как Ани с тем же выражением страха смотрела на старушку большими испуганными глазами.
– Бедняжки мои, капельки мои! Эко ведь угораздило вас так попасться, пела, между тем, старушка, гладя своей костлявой рукой то мою, то Анину голову. – Пойдем со мною, детушки, я вас у себя обогрею да обсушу. Молоком напою, кстати, тепленьким, чтобы лихоманка-злодейка к вам не пристала, чтоб не заболели вы ненароком, голубочки мои бедные. А там Ванюшка, сынок мой, и домой вас отведет… Вы издалече ли? Никак из «Милого» будете? Одна-то из вас Ордынцева барышня малюточка-то, мне знакома, сразу признала, а другая-то незнакомая, кто будешь? – перебегая