Лошади выбрались из леса и перешли на рысь.
Он почувствовал величайшее, ни с чем не сравнимое вдохновение. В таких моментах перед атакой был для него и праздник, и ожидание еще большего праздника. Разве не то, что будет сейчас, подняло его с самых низов? Разве не оно дало ему все, что у него есть? Но это еще не все, будет и продолжение, и этого продолжения будет много!
Золото врагов не кончится никогда…
В долю секунды он вспомнил, как – голодранец без роду, без племени, сумевший доказать, что что-то умеет – он участвовал в первом бою, и как почувствовал это вдохновение в первый раз. Оно не имело отношения к противнику – в таких делах сегодняшний противник завтра союзник, а потом снова наоборот. Его вдохновение было предчувствием жизни, тем, что никогда не будет доступно батраку. Настоящей жизни – с поместьем, титулом, красивой женой из хорошей семьи, местом в Зале приемов, по которому он год за годом будет перемещаться в сторону трона… А главное – с победой. Здесь и сейчас, этим мечом, он будет все больше приближаться к победе, и ярчайшее ощущение жизни будет с ним каждую секунду этого приближения.
Жизни!
Он вновь обернулся:
– Бросить собачьи знамена! В галоп! За короля!!
– За короля!! – заревели за его спиной.
Меч вышел из ножен, и поднялся к небу.
Последнее, что он видел, прежде чем сигнал будильника отнял у него и меч, и титул, и землю, и возможность год за годом приближаться к трону в Зале приемов, была вражеская пехота впереди. Он держал меч над головой, и ждал – вот сейчас расстояние сократится, и настанет момент, когда двадцатидюймовая бритва в его руке снимет первую голову…
Конго проснулся не рано; на улице шел дождь. Хотелось спать дальше, но оказаться на море хотелось немного сильнее. В состоянии неполного пробуждения он поехал по навигатору куда-то на юг. Дождь шел то сильней, то слабей. Вокруг было серовато. Конго рулил и зевал.
Потом он заметил, что дорога пошла вверх.
Потом пошел снег.
Снег привлек его внимание, но ненадолго – прямо сказать, после московской зимы экзотикой он не казался.
Конго снова начал зевать.
Проснулся он от того, что ведущие колеса явственно провернулись.
Это было некстати. Конго понимал, что лед и подъем – сочетание явно не для такой тачки, на которой он едет сейчас. И не для такой резины, которую установили на ней теплым франкфуртским апрельским деньком. А так как впереди были горы, подъем не мог кончиться скоро и навсегда.
Конго стал обдумывать сложившееся положение. Так как он не впервые ездил по Европе и не лишен был предусмотрительности, ему было известно, куда звонить, если он не сможет продолжать ехать. Но цены ему тоже были известны, и он хотел обойтись без платной помощи.
Может, стоит все же вернуться, и обогнуть Альпы с запада?
Нет, далеко. И температура около нуля – скорее