– А ты порчу наводить умеешь, Андрей Васильевич? – вдруг встрепенулась девушка. – Тебя Лютобор учил?
– Ну учил кое-чему, – нехотя признал новик. – Как душу чужую выпить учил, чтобы силу получить. Как врага извести… Да только надо ли это, Варя? Колдун сказывал, любая порча троекратно пославшему возвернется. Поэтому самому наводить ее нельзя, разве только деваться совсем некуда. Надо так извернуться, чтобы другой кто-то этот грех на себя взял.
– Я возьму! – с готовностью согласилась Варвара.
– Зачем тебе? Если Прасковья порчу навела, то на нее она уже и вернулась. Пусть Бог ее карает, сама не марайся.
– Долго что-то Бог выжидает… – Она перекрестилась и, поскольку говорить сидя, через спину, было неудобно, прилегла на епанчу рядом: – А чем ты за учение платишь, Андрей Васильевич? Скажи, не мучай. Изведусь ведь. А то сама к Лютобору сбегаю и больше предложу!
– Не предложишь, – улыбнулся Зверев. – Должок у него передо мной, потому и учит волхв старый. Помнишь, зимой он меня от разговора баечникова исцелял? Так вот кое-что неправильно он сделал. И очень сильно неправильно. За то учением своим и отдаривается.
– И ты теперь таким же могучим колдуном, как он, станешь?
– А чего в нем сильного, Варя? Обычные люди да вера греческая его с родного места в лес глухой загнала, и ничем он воспротивиться не смог. А парня приворожить, глаза отвести, скотину больную вылечить – разве это сила? Так, баловство мелкое. Приработок, чтобы от голода не пухнуть. Что пользы в заговоре от меча, коли сам на поединок с мечом не ходишь? А как раз меча у старика и нет.
– А он может сделать меня красивой, как Василиса Прекрасная? Такой же черноглазой, толстой, статной, румяной?
– Тебя? – Андрей повернулся набок, протянул руку, провел пальцем ей по щеке, потом сунул руку под платок, отчего тот стыдливо сполз назад, на длинную косу. Пригладил девушке волосы: – Тебе не нужно, Варя. Ты и так очень красивая.
– Какая же я красивая? – не поверила она. – У меня нос маленький и задранный. И губы совсем тощие.
– Очень… соблазнительные… губы…
Новик решился, качнулся к ней и дотронулся ее губ своими. Девушка не отшатнулась, и он поцеловал ее снова, на этот раз крепко, впившись в губы со всей страстью, которая бывает у мужчины в неполные шестнадцать лет. Варя откинулась назад, положила ему руку на спину, не только не противясь, но и прижимая паренька к себе. Ее губы были мягкими, горячими и – сладкими. Сладкими, как курага, как халва, как мед, что ее отец каждый год возил в усадьбу с глухой лесной пасеки. Наконец оторвавшись, Андрей снова провел ладонью по ее волосам, вглядываясь в голубые глаза, и повторил:
– Ты самая красивая из всех, кого я встречал на свете. У тебя самые прекрасные брови, самый очаровательный носик, самые алые щеки и самые каштановые волосы. Ты…
– Ты блуд чинишь бесчестный, охальник?! Да как ты смеешь на берегу священного