Сам подход к исторической личности как субстрату оценочных ориентаций автора не нов и в русской, и в мировой литературной практике. С таким иным видением Сталина как исторического персонажа, отличным от официальной идеологии, впервые выступил А. Рыбаков в своих романах «Дети Арбата» (1987), «Страх» (1991) и «Прах и пепел» (1994)[13], открыв для писателей возможности выражения иного взгляда[14].
Изображение Сталина как персонажа литературных текстов встречаем у разных авторов, в частности у писателей диаспоры В. Максимова, Ю. Дружникова. Правда, далеко не всегда такой подход становился творческой удачей. Не дополняясь авторским мировидением, его философской концепцией, он звучал декларативно, иллюстративно (образ Сталина в романе Г. Батца «Водоворот», 1999). Получается, что упоминание Сталина становится атрибутивным признаком, указанием на время действия. С таким подходом встречаемся, например, у В. Шарова и Д. Быкова (Дмитрий Львович, р. в 1967 г.). Последний воспринимает исторические реалии исключительно как дополнение, легко контаминируя в своих текстах литературные и фольклорные мотивы. Заметим, что увлечение собственным представлением об истории иногда нарушает четкость фабулы, что мешает развитию сюжета.
Вторая тенденция сводится к авторской версии истории, например, свой анализ эпохи тоталитаризма предлагает С. Носов в «Хозяйке истории» (1999). Воспринимая эпоху социализма как глубокое прошлое, используя дневники героини, он пытается определить произошедшее как подвластное воле героини-пророчицы (отсюда и его символическое название). Ясно, что перед нами попытка переосмысления прошлого, организованная в форме игры с сюжетом, фантасмагорических ходов, определенной натуралистичности. В такой же манере написан и последний роман В. Сорокина «День опричника» (2006), и его продолжение – роман в рассказах «Сахарный немец» (2008). Но речь здесь идет не об историческом романе или исторической форме, а об оболочке, позволяющей авторам самоопределиться в своем понимании прошлого и, возможно, инкорпорировать его в будущее.
Масштабность и всеохватность изображаемого свойственны тем авторам, кто, как А. Солженицын, разрабатывает форму романа-эпопеи, широкого эпического полотна. Тогда в тексте происходит органическое соединение самых разных источников (фольклорных, документальных, публицистических), фантастических элементов и аналитических рассуждений авторов, осмысливается огромный фактический материал.
Такой подход представлен в романах