Уволившись в запас в 1983 году, Эдуард Леонтьевич вместе с женой и детьми вернулся в Севастополь, где в минно-торпедной службе флота он проработал на разных должностях от инженера до главного инженера по ремонту противолодочного оружия и вооружения. Он, к тому же, работал нештатным корреспондентом в газете «Флаг Родины», где печатается и в настоящее время. Ветеран военно-морского флота часто выступал перед моряками-черноморцами, рассказывая о геройской службе и своего отца, который погиб в Севастополе в начале 1942 года и похоронен на братском кладбище 35-й батареи. Эдуард продолжил дела деда и отца в верности служения нашей великой Родине и ее флоту.
Я люблю тебя любую…
Я люблю тебя любую,
Некрасивую, больную,
Злую, нежную, седую
И, конечно, молодую.
Я люблю тебя любую,
Молчаливую, глухую,
Говорливую, пустую
И, конечно, озорную.
Я люблю тебя любую,
И родную, и чужую,
И такую непростую,
Что запутался. Какую?!
Человек в тельнике (юмореска)
Посвящается самой красивой женщине Марине Яковенко.
Чего только не бывает в коллективе, где учится молодежь. Юность, как правило, бывает всегда весьма артистичной, и то, что она могла бы показать на сцене театра, нередко из-за невозможности играть на сцене показывает это там, где имеются хоть какие-то возможности к демонстрации комедийности. Вот и у нас, в училище инженеров оружия в г. Ленинграде в середине пятидесятых годов прошлого столетия вдруг объявилось, что по ночам некто неизвестный, одетый в два тельника, один с нижней части фигуры, а другой – с верхней, да так умело, что стал смахивать с человека на какое-то африканское животное типа зебры, которое стало бегать по ночам по факультетским спальням, ржать и, цокая как будто копытами, и высматривало свою жертву через прорези глаз в узкой повязке на лице.
Ну представьте себе: где-то в середине ночи, часа в 2 или 3, вдруг перед дремлющим дневальным, сидящим на табуретке возле тумбочки у входа в спальное помещение, вдруг раздается над его ухом тихое, но твердое ржание. Дневальный раскрывает глаза и видит это чудо-юдо в тельнике, которое, сделав несколько приседаний, вдруг что-то произносит: «Спишь? Ме-е-е-е!.. А спать на службе не положено… Так?»
Дневальный от неожиданности сваливается с табуретки и хватается за телефон, чтобы позвонить дежурному по факультету, но чудо-юдо, смеясь и подпрыгивая, уже уносится из спальни в другой корпус здания, что и проделывает нечто аналогичное в другом спальном помещении. Утром дневальные хором докладывают старшине роты мичману Терлецкому об этом невероятном случае, на что мичман, крутанув длинный черный ус под носом, в ответ спрашивает:
– Значит, в тельнике, говорите?
– Ага, – отвечает кто-то.
– Не «ага», а «так точно» надо отвечать! Чему только тут вас учат?!
– В двух тельняшках, товарищ мичман, одна снизу, а другая сверху, – добавляет другой дневальный…
– И на чем они держатся на его поясе? – сомневается мичман.
– А он веревочкой подвязался, – дополняет третий дневальный.
– Какой такой еще веревочкой? Ремнем?! – поправляет мичман.
– Так точно! Ремень на нем был, – добавляет первый.
– Не приснилось ли все это вам, друзья мои любезные? Кто же это ночью тут такое художество может вытворять?! – выходит из себя мичман, чувствуя, что тут все же что-то не так…
И тут открывается дверь и заходит в кубрик мичман Северов, друг и сообщник нашего мичмана Терлецкого по веселым шуткам в жизни, и тихо говорит:
– Степаныч, слыхал новость? У нас ночью некто человек в тельнике бегает по кубрикам и пугает дневальных!
– Вот я сейчас и разбираюсь с этой ночной службой, которая несет черт те что, – кивает в сторону дневальных мичман Терлецкий.
– Небось врете мне все? – поворачивается он к своим дневальным.
– Никак нет! – отвечают те хором. – Был человек в тельнике,